Коротко, суть нашего прессинга в следующем. Крайние нападающие пристраиваются к «краям» соперничающей команды и сопровождают их. Оба наших защитника отступают по центру, а перед ними откатывается назад наш центральный нападающий. Эти трое образуют треугольник с вершиной, обращенной в сторону соперников. Отступление происходит до синей линии своей зоны. Здесь один из защитников вступает в борьбу за шайбу с центрфорвардом соперничающей команды, против которого действует и наш центральный нападающий…

Когда динамовцам удается в полном боевом порядке отступить к синей линии, то у соперников почти не остается шансов с ходу прорвать нашу насыщенную оборону. Им трудно найти лазейку для чистого, без потери шайбы, входа в нашу зону с помощью дриблинга или паса. Остается один путь — расстаться с шайбой, бросив ее в лицевой борт. После этого соперник может вторгнуться на нашу территорию. Но чтобы продолжить атаку, ему нужно еще овладеть шайбой, к которой первыми устремляются наши крайние игроки, каждый на своем фланге. В борьбе за «ничейную» шайбу шансы сторон примерно равны. Инициатива как бы делится пополам. Вот какие выгоды сулит оборона прессингом…»

Отметим, что эта тактика появилась в «Динамо» не случайно, а только после того, как в их команде появился сильный центральный нападающий, настоящий гений атаки, которого у них никогда не было. Речь идет об Александре Мальцеве, который в сезоне 1970/1971 стал самым результативным бомбардиром первенства СССР, набрав 57 очков (37 забитых шайб + 20 голевых передач). А его партнер по звену — правый крайний нападающий Юрий Чичурин — набрал 36 очков (29+7). На левом краю играл Анатолий Белоножкин, но он в основном ассистировал. Как мы помним, год назад эту тройку в полном составе приглашали в сборную СССР, однако она так и не «выстрелила». В итоге в сборной закрепился лишь Мальцев, который на чемпионате мира и Европы — 1971 в Швейцарии занял 3-е место среди бомбардиров, набрав 16 очков (10+6). Кроме этого, он вошел и в символическую сборную мира.

В июле хоккеисты ЦСКА, отдохнув от забот праведных, вновь собрались вместе, чтобы приступить к очередным тренировкам в преддверии нового сезона. И снова основной упор

Тарасов делал на атлетическую подготовку, которая была краеугольным камнем в их тренировочном процессе. Вот как об этом рассуждает уже известный нам тренер В. Егоров: «Хоккеисты ЦСКА уже немало лет основательно готовят себя атлетически, много упражняясь с отягощениями. Ведь тактика их игры забирает уйму энергии! Постоянное быстрое маневрирование всех полевых хоккеистов, самоотверженная силовая борьба, беспрестанные атаки либо на ворота, либо на соперников с шайбой — все это дается нелегко. И не будь армейские хоккеисты настоящими атлетами, подобная тактика оказалась бы им не по плечу. Как не по силам она мастерам многих других наших клубов — тем игрокам, которые не прошли трудного пути планомерной и многолетней атлетической подготовки.

Вот мы и подошли к основной причине, не дающей многим командам возможности сейчас же, немедленно взять на вооружение самую эффективную тактику игры. К высокой физической кондиции, необходимой для тактики постоянного нападения, надо подводить хоккеистов планомерно в течение многих лет. Здесь, если поспешишь, людей насмешишь. Начнешь, к примеру, быстро увеличивать нагрузки, повышать интенсивность занятий до такого уровня, как в тренировках команды ЦСКА, и только испортишь все дело. Внешне, правда, все будет выглядеть гладко. Игроки как будто бы начнут неплохо переносить огромное напряжение беспрестанного и быстрого нападения. Но пройдет несколько матчей, и хоккеисты сникнут. А восстанавливать силы придется долго и, самое обидное, в разгар сезона, когда команде нужны очки, нужны победы в матчах. Вот и приходится тренерам других клубов в физической подготовке игроков идти другими путями, не копируя занятий московских армейцев, ставя во главу угла не атлетизм, а, например, беговую подготовку, которую дополняют атлетическими упражнениями…»

А теперь послушаем мнение человека, который непосредственно тренировался под началом А. Тарасова — вратаря В. Третьяка: «Мне его (Тарасова . — Ф. Р. ) требовательность никогда не казалась чрезмерной: я понимал тогда и особенно хорошо сознаю сейчас, что максимализм Тарасова был продиктован прекрасной целью — сделать наш хоккей лучшим в мире. Человек очень строгий по отношению к самому себе, очень организованный и целеустремленный, он и в других не терпел расхлябанности, необязательности, лени. Я многим обязан Тарасову. И даже то, что некоторые склонны выдавать за его причуды, я отношу к своеобразию тарасовской педагогики.

Валерий Харламов рассказывал такой случай. Однажды во время тренировки у него развязался шнурок на ботинке. Он остановился, нагнулся, чтобы его завязать. Тарасов увидел это. Помрачнел и тут же обрушился на хоккеиста:

— Вы, молодой человек, украли у хоккея десять секунд, и замечу, что вы никогда их не наверстаете.

Помню, получив однажды новые щитки, я сидел и прошивал их толстой сапожной иглой. За этим занятием застал меня Анатолий Владимирович.

— Что, хочешь играть?

— Хочу! — вытянулся я перед ним.

— Вот и хорошо. Завтра в щитках на зарядку явишься. Утром шел дождь. Все рты разинули, увидев, что я вышел на пробежку в кедах и в щитках. А объяснялось все просто: тренер хотел, чтобы я быстрее размял жесткую кожу щитков, подготовил их к бою.

Все знали, что, когда Тарасов обращается к хоккеисту на «вы», ничего хорошего это не предвещает. Осенью 69-го после календарной игры всесоюзного чемпионата — первого в моей биографии — он как-то говорит:

— Зайдите ко мне, молодой человек. Я испугался. Вроде бы никаких грехов за собой не знал, но…

— Вы догадываетесь, почему я вас пригласил?

— Нет.

— Тогда идите и подумайте. В смятении я закрыл за собой дверь, а через час снова зовут меня пред грозные очи.

— Ну что? Подумали?

В полном недоумении пожимаю плечами.

— Ладно, — вдруг сменил гнев на милость Тарасов. — Бери стул и садись. Да не бойся, ближе садись. Ты же вчера под правую ногу две шайбы пропустил, бедовая твоя голова. Почему? Ну-ка, давай разберемся.

Я постепенно вновь обретал присутствие духа. Тарасов требовал думать, он хотел, чтобы я научился анализировать каждый свой промах, каждую ошибку.

— Владька, а что, если ты станешь крабом? Понимаешь меня? Сто рук и сто ног! Вот так, — он выходил на середину комнаты и изображал, каким, по его мнению, должен быть вратарь-краб. Я подхватывал идею. Так мы работали. Не было ни одной тренировки (ни одной), чтобы Тарасов явился к нам без новых идей. Он удивлял каждый день. Вчера — новым упражнением, сегодня — оригинальной мыслью, завтра ошеломлял соперников невиданной комбинацией.

— Ты думаешь, играть в хоккей сложно? — спросил меня Тарасов в самом начале нашей совместной работы.

— Конечно, — ответил я. — Особенно если играть хорошо.

— Ошибаешься! Запомни: играть легко. Тренироваться тяжко! Сможешь 1350 часов в год тренироваться? — тут он повысил голос. — Сможешь так тренироваться, чтобы тебя поташнивало от нагрузки? Сможешь — тогда добьешься чего-нибудь!