– Ладно, – хрипло отозвалась Шейла. – Возможно, когда-нибудь нам придется признать наличие системы в том, что Омар Джонс и колония, которую мы здесь построили, всего лишь очередной парамир. Я это признаю. Но до тех пор пусть остается ссылкой в справочнике. Довольно с вас? А пока что восприятие прибывшим альтернативной искаженной субреальности расценивается как внешнее свидетельство необходимости промыть ему мозги. И если психиатрическая помощь не вернет его на ту ступень, где вы сейчас находитесь, осознавая именно эту реальность…

– Поясните ему суть парамиров, – перебил Хэнк Шанто.

В комнате воцарилась тишина.

– Хороший вопрос, – незамедлительно заметил тощий пожилой тип с суровым взглядом.

– Это работа фон Айнема, – сказал Рахмаэлю Шанто.

– Но вы этого не знаете, – спокойно возразила Шейла.

– У него есть какой-то хитрый прибор, с которым он забавляется в швайнфортской лаборатории, – продолжал Шанто. – Несомненно украденный у ООН, он там засекречен как новейшее оружие. Ладно, мне это неизвестно наверняка, я не видел его в действии и незнаком с его схемой. Но я знаю, что он управляет чертовыми псевдомирами, а ООН изобрела это искажающее время устройство недавно, после чего Грегори Флок…

– Плок, – поправила мисс де Рангс.

– Глок, – едко уточнила Шейла. – Грегори Арнольд Глок. Впрочем, не все ли равно – Глок, Флок или Плок? – Она обратилась к Рахмаэлю: – Это перебежчик. Возможно, вы помните, хотя под жестким давлением ООН об этом тогда умолчали все СМИ.

– Да, – отвечал он, вспоминая. – Пять или шесть лет назад. – Грег Глок, потомственный вундеркинд, продукт ООН, безусловно, был в то время единственным многообещающим конструктором нового оружия в Архивах наступательного вооружения и сбежал по явно финансовым соображениям в частный промышленный концерн, «Тропу Хоффмана лимитед». Откуда затем отправился прямиком в Швайнфорт с его гигантскими исследовательскими возможностями.

– А потом появился искажатель времени, – продолжал Шанто, подчеркивая свои слова судорожными быстрыми жестами. – Разве не так? Думаю, никто не будет возражать, потому что иначе быть не может. – Он постучал себя по лбу, энергично кивая.

– Чепуха, – парировала мисс де Рангс. – На ум приходит масса других объяснений. Его сходство с искажающим устройством ООН может быть всего лишь…

– Честно говоря, – вмешался пожилой тип с суровыми глазами, спокойно, но непререкаемо, – следует ознакомить вновь прибывшего с каждой из достойных логических альтернатив теоретическим объяснениям, которые предпочитает стойко защищать мистер Шанто. Разумеется, наиболее вероятна теория Шанто. На втором месте, по-моему, собственно ООН, поскольку они главные пользователи устройства… которое, как заметил мистер Шанто, их изобретение, попросту украденное Глоком и фон Айнемом. Это если принять версию, что фон Айнем получил искажатель, чему у нас, к сожалению, нет доказательств. В-третьих…

– С этого момента вероятности быстро уменьшаются, – сказала Шейла Рахмаэлю. – Он не повторит затхлую теорию о виновности маздастов – старую страшилку, с которой нам приходится уживаться, но в которую всерьез никто не верит, сколько бы о ней ни твердили. Это объяснение – из категории невротических, а то и психотических расстройств.

– К тому же, – добавила мисс де Рангс, – это мог сделать один Ферри, без помощи фон Айнема или Глока. Вполне возможно, что фон Айнем даже не подозревает о существовании парамиров. Однако ни одна теория не согласуется с предположением о неведении Ферри.

– Это по-вашему, – пробормотал Хэнк Шанто.

– Что ж, мы действительно здесь, Хэнк, – сказала Шейла. – Жалкая колония долгоносиков. Нас пристроил сюда Тео Ферри, и вам это известно. ТХЛ – главный заправила динамики этого мира, к какой бы категории он ни относился – псевдореальности, реальности или сплошному «псевдо». – Она криво улыбнулась Хэнку Шанто, достойно ответившему на ее ледяной пронзительный взгляд.

– Но если парамиры порождает устройство искажения времени, – сказал пожилой мужчина с суровым лицом, – то они сочетают в себе спектр версий настоящего времени, которые разделяются в одном из спорных эпизодов прошлого, из тех допотопных, но критических пунктов, в которых некто – кем бы он ни был – забавлялся с проклятым искажателем. Тогда миры никоим образом не являются «псевдо». Взглянем на это честно: если тут замешан искажатель времени, можно покончить с размышлениями о том, какие миры реальны, а какие нет, поскольку термин теряет смысл.

– Теоретически теряет, – ответила мисс де Рангс, – но не для находящихся в этой комнате. И, по сути, не для тех, кто обитает в этом мире. Наша главная ставка на то, что другие миры, «псевдо» или нет, остаются на своих местах, поскольку все они не в пример хуже нашего.

– Я не уверен и в этом, – пробормотал пожилой мужчина себе под нос. – Насколько хорошо мы их знаем? Наше восприятие искажено. Возможно, существует мир лучше прочих. – Он махнул рукой в сторону гостиной, где из телевизора лился поток слов – напыщенный нескончаемый словесный мусор из уст нереального президента нереальной (о чем было известно Рахмаэлю, а заодно всему населению Терры), искусственно состряпанной и насквозь липовой колонии.

– Но этот мир не может быть «псевдо», – сказала Гретхен Борбман, – поскольку все мы в нем живем и он служит нам единственным мерилом и точкой опоры. – Она обратилась к Рахмаэлю: – До сих пор никто не поделился с вами важной особенностью: если двое из нас вдруг соглашаются одновременно… – Она вдруг смолкла. И с отвращением и страхом уставилась на Шейлу. – В ход идут надлежащие формуляры, – продолжила она наконец через силу. – В частности, формуляр 47-Б.

– Добрый старый 47-Б, – скрипучим голосом отозвался кудрявый юноша, и его лицо немедленно исказила гримаса. – Да, мы обожаем подобные случаи – тогда к нам применяют рутинную проверку.

– Контроль, – продолжала Гретхен, – предписывает 47-Б после того, как в Компьютерный день, обычно приходящийся на последнюю среду, он или она (в данном случае она) введет данные персонажа из чужого парамира. После этого они становятся общественным достоянием и служат не просто субъективным воображаемым миром или вообще чем-то субъективным – скорее, они становятся чем-то вроде древних глиняных черепков в витрине музея, где мимо прогуливаются проклятые зеваки, разглядывая их в мельчайших подробностях. Поэтому едва ли можно сомневаться, что два индивидуальных псевдомира придут к согласию.

– Именно этого мы и боимся, – не обращаясь ни к кому конкретно, вяло и машинально произнесла пожилая женщина с дряблой кожей и безжизненными крашеными волосами.

– Беда в том, – сказала Гретхен, – что это действительно пугает нас, мистер Аппельбаум. – Она улыбнулась, сохраняя на лице окаменелую бесстрастную безысходность – маску глубокого отчаяния, накладывающую на ее мелкие, тонкие черты тень полного поражения, словно опасность уже подкралась к ней и к остальным, утратив свой теоретический аспект.

– Не понимаю, почему биличностный взгляд на один и тот же псевдомир может… – начал было Рахмаэль, но помедлил, оценивающе глядя на Шейлу. Впрочем, он никоим образом не способен был постичь ее холодное напряжение. Потерпев в своих попытках полное фиаско, он сдался: – Почему это расценивают как нанесение ущерба?