У Бригитты впереди жизнь Хайнца.

Пока отец мертвой хваткой держит Хайнца, используя всю свою силу водителя-дальнобойщика, непригодного больше к дальним рейсам, мать уперлась коленями в грудь Хайнца и заклинает его не отнимать у них силой плоды их бережливой жизни, вводя в дом Бригитту.

Им больше по душе девушка вроде Сузи. Они, правда, такой девушке, как Сузи, вовсе не по душе, но они об этом и не подозревают. Они считают Сузи ниже себя, ведь она — женщина и ни в какое сравнение с Хайнцем идти не может. Как женщина Сузи, пожалуй, и в самом деле ниже Хайнца, но вот как человек, занимающий положение в обществе, она будет повыше его.

Все это слишком сложно для отца, почти всю жизнь видевшего только дорожные указатели.

Это совершенно непостижимо для матери, почти всю свою жизнь знавшей только грязную посуду да заботы о Хайнце.

Эта сцена разыгрывается потому, что отцу приходится досрочно уходить на пенсию; для него уже припасено место на бале-маскараде болезней, на карнавале немощей, и поэтому семья больше не сможет откладывать столько денег, сколько прежде. Папа больше не стоит, как прежде, обеими ногами на твердой почве жизни. Он теперь по горло в дерьме, а это очень ненадежная опора.

Жизнь, правда, не стоит на месте, но Хайнцевы родители за ней уже не поспевают.

Все надежды теперь связаны с Хайнцем, который их явно разочарует.

Все, что они наскребли и накопили, принадлежит Хайнцу, сами ведь они добились немногого.

Сейчас для Хайнца самое важное — экзамен на профессию, экзамен на мастера, электромастерская и свой магазин.

Сбережениям предначертан один путь — в сторону Хайнца и его судьбы. Поэтому — долой Бригитту! А Бригитта тем временем в комнате своей матери ведет разговоры с собственным телом. Бригитта спрашивает, нет ли там, внутри, маленького, еще не народившегося комочка.

Нет, отвечает нутро Бригитты, сожалею, но пока все пусто. Может, что получится в следующем месяце.

Итак, Бригитта продолжает высоко держать голову. Работа у нее в любом случае есть, она — ее единоличная собственность. Одинокой ей не быть! Телесная оболочка Бригиттиной матери возлежит на тахте и читает газету с хроникой великосветской жизни. В своем доме она владычица. А вот Бригитта пока еще не у себя дома.

Между тем наверху, в маленьком крестьянском домишке, столкнулись интересы сельских тружеников, интересы людей, которые ни у кого не вызывали к себе ни малейшего интереса, которые и сами не ведают, что у них может появиться такая штука, как интересы. И все же они рассматривают себя как бензин в двигателе машины, а Паулу — как попавший в него песок.

Астматик свистит носом, как мышь, на которую наступили. Астматику нет нужды произносить что-либо вслух, чтобы постоянно заставлять суетиться свое окружение. На аукцион выставляется жалкий Паулин живот, который вскоре раздуется и потяжелеет, так что за те же деньги можно будет получить несколько килограммов живого веса Паулы сверх купленного. Но это никого не привлекает. Шла бы речь о свинье, привес этот был бы, разумеется, огромной прибылью. В случае с Паулой он говорит лишь о том, что она легко досталась, слишком легко, и тем труднее ее теперь пристроить в чьи-то руки.

Никому не нужно содержимое Паулиного живота, никто не желает его растить и холить. Никому не нужна и сама Паула, ни с содержимым, ни без оного. Даже на Паулину шкуру не нашлось бы покупателей. Из нее ведь не сошьешь наволочку и не сплетешь половичок.

О Паулиной голове и речи нет. Если найдется покупатель на Паулино тело и на ее рабочие руки, он получит голову в придачу, задаром, как рекламное приложение или как премиальные за выслугу лет. Дальновидные люди, собравшие большой совет по поводу собственности и средства производства, именуемого Эрихом, оценивают Паулину голову как недостаток, ведь она слишком много думает, поэтому управлять ею затруднительно.

Астматик с усилием дышит через свои жабры и стонет, требуя обеда. Бывший чиновник имеет право. Паула, требующая отдать ей Эриха, имеет право его требовать, но ничего не получит. Эрихова мать срывается с места и устремляется к плите, где жарится и парится еда, и папаша, которому трудно разговаривать, не успел еще толком прохрипеть свой приказ, как порция гуляша появляется на столе.

Подводим итог. Паула никогда не войдет в этот дом. Только через трупы трех взрослых людей. У нас нет лишней работы, мы сами со всем справляемся. Женщины делают женскую работу, Эрих, мужчина — мужскую, а ее немало. Кроме того, Эрих важен как добытчик денег. Деньги важнее, их еще труднее заполучить, чем работу. Работы нам всегда хватает, а вот денег далеко не всегда.

Верховодит всеми дирижер-астматик. Он дирижирует этим оркестром инвалидов, не произнося ни слова. Острую приправу подсыпают больные ноги матери. Из-за них работа за плитой, в подвале, в коровнике и в постели никогда не наскучит. Недуг придает работе самый смак, сильно ее разнообразит.

Астматик — бывший чиновник, и командовать он хорошо научен. У него есть и способности к этому делу. Дышать астматик почти не может, но свои основательно вышколенные способности продемонстрировать он еще в состоянии. Тот, кто поработал на железной дороге, сохранит выучку на всю жизнь, даже если железной дороги уже не будет. Пауле здесь нечего искать, желать и просить.

Паула в выходном платье сидит на кухне и ждет. Свою голову, которой досталось столько оплеух, она прячет в животе, которому досталось столько пинков. Она свернулась в клубок, словно ежик, только иголок не хватает. Руки ее, еще не прошедшие экзамен на швейное мастерство, беспомощно держат распустившуюся по нитке ткань. Швейная мастерская ей не подмога. Паула и мастерская слишком недолго были знакомы. В Паулиной голове набухает, словно маленькая почка, мысль о том, а не лучше ли было выбрать швейную мастерскую вместо Эриха. Почку тут же обрывают и растаптывают. В Паулином сердечке тихо увядает последний росток любви. В мойке тихо дремлет грязная посуда. В большой сковородке вместе с пригоревшим жиром накапливается очередная порция оплеух, которые получит Паула, если тотчас же не наляжет на мытье посуды. Эрих приналег на Паулу, и ни к чему хорошему это их не привело, разве что принесло Пауле горе, от которого ей и раньше никуда было не деться. По сути, это даже отбросило Эриха назад в его карьере автомобилиста и владельца мопеда. Ребенок, если захочет, снимет ведь с родителей последнюю шкуру.

Эрих надеется, что в этом столкновении интересов победу одержит мопед. Высказав свое решение о том, что он предпочитает мопед Пауле, прямо в выпученные глаза астматика, Эрих садится в седло мопеда-победителя и гонит во всю мочь на запад вслед садящемуся за гору солнцу. Астматик чувствует облегчение. Уж от мопеда-то, пожирающего уйму денег, он парнишку сможет избавить, дай только срок.

Разъяренные Паулины родители скатываются с горы вниз, прямо в руки к Пауле. Уходя, они оставили от Паулы одни развалины, теперь же, когда они убеждаются, что она даже посуду не помыла, от нее после побоев остаются одни клочки по закоулочкам.