И тут Кэсси почувствовала, что в ней поднялась горячая волна силы, и неизвестно откуда взявшиеся слова исторглись из ее рта: «Венаторес диспергам. Нос вертите маледиктионем». Звучание слов было грубым, гортанным, они исходили из глубины ее горла. Она сразу узнала это чувство — это была черная магия, — но героиня позволила ей прийти, и ее тело задрожало в болезненном экстазе.

Вот теперь охотники действительно встревожились, прекратили свое монотонное распевание и стали вглядываться в сумрак, ища источник этих новых чар. Они раскачивали свои камни, пытаясь понять, что происходит, но им стало ясно только одно — ничего хорошего ждать не приходится.

— Венаторес диспергам. Нос вертите маледиктионем, — повторила Кэсси.

Мистер Бойлан грубо прикрикнул на остальных, чтобы не отвлекались:

— Соберитесь! Мы еще не закончили.

Но в следующий миг старик Джедедиах перестал произносить заклятие. Его лицо покраснело, и он схватился за грудь.

— Это что-то древнее, — с трудом выговорил он. — Не знаю, что именно, но это так. — Джедедиах согнулся и стал тереть грудь там, где находится сердце. — Найдите его, — пронзительно закричал он, обращаясь к остальным.

Кэсси все повторяла темные слова, она твердила их все громче и громче, ведь эти чары работали, и еще как!

А Адам и остальные молчали, по-прежнему держась за руки.

Ловера дернулась на помощь отцу, но и сама схватилась за грудь, словно при сердечном приступе, беззвучно хватая ртом воздух.

Мистер Бойлан тоже слабел на глазах. Его позвоночник согнулся, и обычно прямая спина превратилась в подобие вопросительного знака, лицо поблекло, а тело обмякло. Директор был опустошен.

Джедедиах встал на четвереньки и попытался ползти к люку, который вел с крыши в здание школы.

Собрав остатки воздуха в груди, Ловера закричала: «Отпусти их!» Задыхаясь, она в поисках безопасного места вслед за стариком соскользнула в спасительный люк.

Но директор не побежал. Стоя на коленях, он продолжал бубнить заклинание, крепко сжимая свой реликт.

Кэсси сделала несколько шагов в его сторону и направила свои слова прямо в него. Директор попытался встать, но снова упал.

Лежавшие на крыше члены Круга по одному начали подниматься. Фэй и Лорел, за ними Ник и Сюзан и, наконец, Дебора избавлялись от остатков той боли, что делала их беспомощными всего несколько секунд назад.

По мере того как мистер Бойлан слабел, Кэсси становилась все сильнее. Она будто забирала и использовала его силу. Директор таял на глазах, пыхтя, как трусливое животное, а потом схватился за грудь и закричал. Но Кэсси не ощутила никаких угрызений совести: эта слабость вызывала у нее только отвращение. О, пусть он останется тут до самой своей смерти! Она была уверена, что доведет дело до конца.

Директор в последний раз поднялся на ноги и теперь стоял, качаясь и не понимая, кто противостоит ему. Его затравленный взгляд упал на Фэй, и он в последнем отчаянном усилии выплеснул на нее всю оставшуюся силу, выкрикивая смертельное проклятие во всю мощь своих легких.

Прежде чем Фэй осознала, что происходит, Сюзан заслонила ее собой и, оттолкнув, сбила с ног.

Сила Бойлана иссякла, и он, обезоруженный, отступил и неуклюжей походкой поплелся по крыше, следуя по тому же маршруту, что и его товарищи-охотники.

Кэсси преследовала его, продолжая повторять слова проклятия.

— Кэсси, — окликнул Адам, — хватит, он ушел.

Но Кэсси не могла остановиться — слова вылетали из нее, как звуки из механического пианино. Она не хотела, чтобы это ощущение закончилось.

Адам схватил ее за плечи и яростно встряхнул.

— Очнись! — закричал он. — Охотники ушли!

Невероятно, но слова Адама настигли Кэсси в том длинном запутанном лабиринте, где она блуждала. Она очнулась и мутным взглядом осмотрелась по сторонам.

Вначале на глаза ей попались Крис и Даг, потом она увидела Шона и Мелани. И хотя ее глаза застилала какая-то пелена, она смогла разглядеть на их одеждах мерцающие метки, поставленные охотниками. Знак был у каждого из них. Кэсси повернулась к Диане и увидела, что и на ее рукаве мерцает метка. С Адамом было то же самое; когда Кэсси указала на нее пальцем, он отмахнулся:

— Знаю. Видел.

Кэсси наклонила голову и увидела на груди своей рубашки такое же мерцание. Теперь все они были в одинаковом положении. Весь Круг получил метки охотников. При этом Кэсси ощутила странное спокойствие, как будто самое плохое уже случилось, и теперь можно двигаться вперед, — нов этот миг Фэй так ужасно закричала, что у Кэсси застыла в жилах кровь.

Фэй стояла на коленях и трясла неподвижное тело Сюзан. Все бросились на крик, но Адам успел первым. Он упал перед Сюзан на колени, пощупал пульс на шее и на запястье, прислушался, пытаясь уловить дыхание, и закричал:

— Вызывайте скорую!

Никто не двинулся с места. Глаза Сюзан уже остекленели. Лицо ее напоминало безжизненную маску.

— Она умерла, — сказала Фэй скорее себе, чем Адаму. — Она умерла, спасая мне жизнь.

— Нет, — вздрогнул Адам, отказываясь поверить в случившееся.

Он попытался сделать Сюзан искусственное дыхание рот в рот, потом нанес удар по ее грудной клетке. Слишком поздно.

Кэсси опустилась на колени, чтобы своими глазами увидеть то, что ни один из них не хотел признавать. На лбу Сюзан ярко сияла метка, оставленная охотниками на ведьм.

На кладбище, куда пришли отец Сюзан и все члены Круга, шелестел листвой легкий ветерок. День был невероятно солнечным, но от этого Кэсси лишь чувствовала себя еще более виноватой. Она может наслаждаться этим солнцем, а Сюзан не сможет уже никогда. Сюзан была такой беззаботной, она умела в любой ситуации видеть забавную сторону. Как случилось, что все они стоят здесь под лучами яркого солнышка, а ее сейчас засыплют тяжелой черной землей?

Это было несправедливо и бессмысленно.

По кладбищу меж несколькими маленькими прудами бежали извилистые ручейки. Его восточная сторона выходила к изрезанной линии морского берега, с запада тянулись невысокие, покрытые лесом холмы, а далеко на севере, возвышаясь над всем пейзажем, громоздились гранитные утесы. Место было очень красивым. Почему вся эта красота лишь подчеркивала ужас потери и смерти? Не потому ли случались трагедии? Чтобы открыть людские глаза на это чудное великолепие, чтобы заставить нас ценить радость?

Только Дебора нашла в себе мужество произнести над гробом Сюзан короткую прощальную речь, выразить в нескольких словах то, что чувствовали члены Круга. Кашлянув, она с теплотой посмотрела на отца Сюзан.

— Мы недооценивали Сюзан, — сказала Дебора, и кто-то истерически хихикнул. — Но она сама этого хотела, чтобы потом удивлять нас своим остроумием и интеллектом, своей добротой и щедростью и, конечно, незабываемым сарказмом. А какими изысканными всегда были ее макияж и одежда. Сюзан — чистая душа. — Слезы душили Дебору. — Чистая насквозь. Нам всем будет ее не хватать.