Скалы Экстернштайна со стороны пруда

По крайней мере Коссина в частной переписке сообщал, что эти «вещи будут выкорчеваны раз и навсегда». Но, несмотря на недоброжелательное отношение именитого историка, количество приверженцев идей Вильгельма Тойдта росло от года к году все больше и больше. Умозрительные построения «дилетанта» завладели публикой. Показательно, что сами активисты «Общества друзей германской праистории» оценивали себя как учеников Коссины, а самого берлинского профессора назвали не иначе как «первопроходцем германской праистории».

На тот момент академические представители других наук, например астрономии, также полагали, что их возражений было вполне достаточно, чтобы «похоронить» Тойдта. «Академисты» были убеждены, что дискуссия закончена. Хопман даже заявил, что Тойдт не успокоится, но его идеи уже никого не впечатлят. Астроном очень глубоко заблуждался. Интерес общественности к теории Вильгельма Тойдта постоянно возрастал. Пресса непрерывно следила за разворачивавшимся в Вестфалии конфликтом, не полагая его исчерпанным. Многих из противников Тойдта ожидало удивление сродни шоку. Так, например, к Карлу Шухгардту пришло несколько писем с газетными вырезками, в которых говорилось о Тойдте. Ученого наивно вопрошали, что он думает «об этой интересной теории». Масла в огонь подлил и находившийся в голландской эмиграции бывший кайзер Вильгельм II, который заявил газетчикам, что с нескрываемым интересом следит за «деятельностью исследователя из Детмольда». Проблема Экстернштайна явно вышла за пределы Германии. Об этом говорил хотя бы тот факт, что в 1933 году, во время поездки по Балканам, Вернера Буттлера не раз спрашивали об Экстернштайне и Вильгельме Тойдте. В итоге для противодействия Тойдту было решено подключить не только историков, но и ключевые фигуры «Естественно-научного и исторического союза Липпе»: Карла Веерта, Эмиля Альтфельда и архивариуса Ганса Кивнинга. Все они пытались «взывать к голосу разума», приводя некие логические доводы. Но все было безуспешно. После длительной болезни Карла Веерта археология в Липпе фактически была обезглавлена. Из-за наступившего экономического кризиса республиканское правительство Германии, дабы сэкономить деньги, решило вообще не назначать никого на пост смотрителя наземных памятников в Липпе. В это время архивариус Кивнинг начинает переговоры с археологами из Мюнстера и Ганновера. В переписке он не без возмущения сообщал, что «дилетантство в Липпе расцвело странными цветами на почве археологии», что «Липпе можно рассматривать как место пребывания безработных пожилых господ». Но все попытки, предпринятые «Естественно-научным и историческим союзом», ни к чему не привели.

Между тем Вильгельм Тойдт усиливал свои позиции. Невзирая на критику «академистов», он с подачи руководства «Немецкого союза» создает в 1928 году «Общество друзей германской праистории». Кроме этого, он завершает обобщение своих идей относительно Экстернштайна как культового места, излагая их в более-менее связанном виде на страницах книги «Германские святыни» (1929). Теперь Тойдта уже не устраивает простая просветительная деятельность, он стремится в политику. Впервые свою силу он попытался показать, когда решил назначить руководителя раскопок, которые должны были проводиться в Экстернштайне (с этим были согласны и сторонники, и противники Тойдта). Однако Тойдт обращается не к Карлу Шухгардту и не к Густаву Коссине (что было бы удивительным, принимая во внимание их научную позицию). Тойдт обращается к знатоку древностей швейцарцу Отто Хаузеру. Выбор был просто объясним — Хаузер разделял идеи Вильгельма Тойдта. Швейцарец появляется вместе с Тойдтом у Экстернштайна 11 февраля 1927 года. После предварительного осмотра местности Хаузер заявляет, что скалы явно являются одним из крупнейших культовых центров древнего мира. После этого Тойдт предлагает правительству Липпе начать раскопки под руководством Хаузера.

В этот момент в ситуацию вмешивается архивариус Кивнинг, который убеждает чиновников не принимать это предложение. Инцидент получил широкую огласку. После этого многочисленные сторонники Тойдта стали выражать протест. Они были не только возмущены тем, что правительство скрывает «германские святыни», но и угрожали сорвать раскопки, которые бы велись под началом одного из «академистов» (дабы не произошло фальсификации). Только после этого социал-демократическое правительство Липпе поняло, что в отношении Тойдта и приверженцев его идей надо было принимать какие-то меры. Для начала было решено убедить вышестоящее начальство из Вестфалии поставить хоть кого-нибудь на пост смотрителя наземных памятников. Так в Детмольде появился Август Штирен. Сам Штирен, который сохранил за собой также пост руководителя отделения древней и ранней истории в музее Мюнстера, приветствовал данное решение, так как полагал, что «доисторическое прошлое Вестфалии и Липпе были немыслимы друг без друга». На время накал страстей спал. Кому-то могло даже показаться, что конфликт был разрешен.

Многочисленные послевоенные утверждения о том, что национал-социалисты сразу же увидели в Экстернштайне «германскую святыню», не только беспочвенны, но и во многом ложны. Это наглядно показывают события, которые происходили в Липпе и Вестфалии во время выборов в ландтаг в 1932–1933 годах. На тот момент между местными националистическими группами и НСДАП существовала сильная организационная связь. Многие из активистов «национального лагеря» в те годы уже числились в Национал-социалистической партии. Если посмотреть на реалии тех выборов, то можно заметить, что в предвыборной агитации НСДАП все-таки использовало образ Экстернштайна, но лишь отчасти. Сами выборы в ландтаг, которые проходили в конце 1932 — начале 1933 года, руководство Национал-социалистической партии рассматривало как «генеральную репетицию выборов в рейхстаг, которая будет прогоняться на самом низовом уровне». Главная проблема этих выборов заключалась в том, что почти все видные деятели НСДАП, которые должны были выступать в качестве ораторов и пропагандистов, не были знакомы с местными особенностями и реалиями. В итоге национал-социалистическая пропаганда решила использовать в качестве символа этих выборов битву при Варусе. Как результат, в своих речах Ганс Франк (позже генерал-губернатор Польши) и Вильгельм Кубе (позже гауляйтер «Восточной марки») охотно поминали Германа из племени херусков[7]. В данном случае как бы проводилась параллель между вождем германских племен, которые разгромили римлян, и НСДАП с «вождем Адольфом Гитлером», который должен помочь расправиться со всеми противниками Германии. Впрочем, Йозеф Геббельс и Альфред Розенберг почти никогда не обращались в своих выступлениях к сюжету битвы при Варусе.

Однако это не значит, что данный символ не использовался национал-социалистической пропагандой. На битву должен был намекать предвыборный плакат, на котором на фоне свастики был изображен памятник Герману (Арминию), установленный на краю Тевтобургского леса. Сам же Экстернштайн едва ли использовался в качестве пропагандистского символа. Эта группа скал мелькнула в национал-социалистической пропаганде только однажды. Речь идет о статье, которую в самый разгар предвыборной борьбы (4 января 1933 года) опубликовал «Липпский курьер». В ней, в частности, говорилось: «Экстернштайн, где было принесено множество жертв, приветствует нас. Каждый год многочисленные немцы, бывающие здесь, задаются вопросом: будет ли их сегодня приветствовать вождь грядущей Германии? Эти скалы стояли еще тогда, когда Герман из племени херусков освобождал страну от римского ига. Они будут стоять и тогда, когда исполнится заветная мечта Адольфа Гитлера, и Германия вновь станет свободной».