Я открыла ее, в ней лежала тоненькая цепочка белого золота с крошечным бриллиантиком-кулоном.

– Спасибо, Саша.

Я обняла его и поцеловала.

– Ну, я пошел.

– Иди. Пашке привет. Счастливого пути!

– Спасибо!

И дверь захлопнулась.

Телефона своего он мне не оставил, и сам звонить не обещал. «Было и прошло». По крайней мере, честно.

Первое время после отъезда красавца летчика я, как мне казалось, держалась абсолютным молодцом. Даже гордилась собой: вот, мол, какая сильная женщина, все эмоциональные бури нипочем, не плачу, плюю на жалостливые взгляды и перешептывания за спиной, – можно сказать, мужественно справляюсь. Только вот кулончик Александра Волкова не носила, спрятала подальше, чтобы на глаза не попадался. Да Антон стал поругивать за плохую игру.

А потом меня как накрыло черной пеленой, и конец пришел всей мужественности и эмоциональной устойчивости. По инерции ходила в театр, топталась за ширмой и думала только об одном: зачем я это делаю, кому нужен весь этот балаган? Аж тошнило, – так не хотелось кукол двигать. Антон Хуанович сильно рассердился и в наказание перевел меня в гардеробщицы. Но на новой должности я тоже не прижилась, меня так раздражали дети и их мамаши, что я практически швыряла куртки и пальто им в лицо. Зрители были очень недовольны, несколько раз случались небольшие скандалы, не скандалы, а так – базарные некрасивые перепалки, – мне пригрозили увольнением, и я сама перестала ходить в театр и полностью погрузилась в депрессию. Тихо загибалась дома, пока на мобильный не позвонил Антон и не сообщил, что у нас в Ежовске будет конкурсный отбор в «Академию успеха» и я должна принять в нем участие. Я повиновалась без особого восторга, а меня вдруг взяли.

Так было у меня, а как будет с Маней, я предугадать не могла, мы с ней очень разные. Она была моложе и не прошла через многие невзгоды, которые достались мне. Очень я за нее опасалась.

Она пришла после занятий, как всегда, радостная; с порога заявила, что «день прекрасный, весной пахнет до невозможности». Скинула верхнюю одежду и сразу нырнула в кухню, стала там греметь посудой и рассказывать какие-то новости из педучилища. Я, конечно, не врубалась в ее рассказы, потому что ждала вопроса: «А где Ильдар?»

– Свет, ты меня не слушаешь, что ли?

Маня появилась в гостиной.

– Нет, не слушаю, – честно ответила я.

– Свет, ты чего так скукожилась? На тебя смотреть страшно. Это ты из-за Ильдара? Считаешь себя виноватой? Светочка, родная, все не так, как ты думаешь. Я знала, что он уедет, он мне об этом сказал. А тебе я благодарна буду до конца дней своих за то, что получила такое счастье. Ты думаешь, вот пожил он два месяца, уехал навсегда и оставил меня со сломанной судьбой? А вот и нет. Счастье мое продолжается, только оно теперь в сердце. – Маня приложила руку к левой стороне груди, показывая, где именно ее счастье, и вдруг прыснула как девчонка: – И еще кое-где! – И она положила руку на живот. – Я беременна! – радостно закричала она на весь дом и закружилась от переполнивших ее чувств.

Я, как дура, тоже засмеялась, но Маню, видимо, что-то насторожило в моем смехе, потому что она спросила:

– Может, тебе валерьянки накапать?

– Лучше водки немного.

– Айн момент.

И она попрыгала в кухню, из которой через несколько минут сообщила:

– Все готово! Прошу!

На столе стояла стопка водки и тарелочка с нарезанным сыром и кусочками соленого огурца.

Я так четко увидела эти кусочки крепеньких, домашнего засола, огурчиков и старомодную, еще от мамы оставшуюся стопку, наполненную до краев водкой, что меня передернуло. Потому что стопочка наполнялась в тот вечер неоднократно. Я сильно надралась, и похмелье на следующее утро было ужасным. Я решила больше ничего не вспоминать. Хватит. Все равно никакими воспоминаниями от реальности не прикроешься.

А реальность такова, что я сижу на крохотном острове в Тихом океане. Осталось часа два до заката; я вроде бы жду своего дельфина Джонни и совсем не уверена, что он приплывет. Может, и не было никакого дельфина, может, я просто заснула, и ветром мой плотик вынесло на течение, а течение прибило плотик к этому островку с черным песком. Вопрос следующий: как долго я продержусь на маленьком клочке суши посреди бескрайнего океана. Неделю точно, ну может, и две, если сильно экономить воду. А потом? Потом суп с котом. Можно, конечно, поплыть самостоятельно, только в какую сторону? И я полезла на скалу. Очень скала оказалась неудобной для восхождения, но я ее победила, хотя и поранила руки и ноги до крови. Но муки мои были не напрасны, потому что я с вершины углядела какую-то землю. Она была очень далеко, почти расплывалась на горизонте, и остров это или материк – понять было невозможно, – но все-таки! Я приобрела цель. А с целью-то всегда повеселее. Я стояла на вершине скалы, сложив по-наполеоновски руки, смотрела гордо вперед, и уже воображала себя Туром Хейердалом, который на своем плоту Кон-Тики пересек целый океан, а мне-то – всего ничего, вон она темнеет, моя земля обетованная. Конечно, всякие неприятные мыслишки жужжали вокруг моего эйфорического в тот момент мировосприятия, типа, – а вдруг акулы, а вдруг шторм, а вдруг плот развалится, но я их гнала к чертям собачьим, будут они мне тут настроение портить. Всё! Решаю – если Джонни сегодня не явится, завтра с утра отправлюсь в самостоятельное плавание. Вполне насладившись своим величием и храбростью, я попыталась спуститься со скалы. Не тут-то было. Я поняла, что сломаю шею, потому что спускаться в сто раз тяжелее, чем подниматься. И я стала разглядывать воду под скалой. Она была такая прозрачная, что виднелось дно, хотя глубина, похоже, порядочная. Скала со стороны воды была практически отвесная, высота ее была большой, на взгляд определить сложно, но за метров шесть-семь я ручаюсь. Прыгать было страшно. Я в раздумьях присела на корточки. Раздумья длились долго; на вершине чувствовался ветерок, и я даже стала зябнуть. И вдруг справа от себя увидела стаю дельфинов, явно державших курс к моему острову.

– Ура! – заорала я и солдатиком сиганула в воду.

Погрузилась глубоко, мягко достала ногами дна и, оттолкнувшись, за несколько мгновений выскочила на поверхность, а потом изо всех сил погребла навстречу дельфинам.

Это был Джонни с тремя дружками. Доплыв, я обхватила его голову руками и начала неистово целовать куда попало. Он повозился со мной чуть-чуть и отволок к пологому берегу, где стоял готовый к путешествию плотик.

Я быстро собрала вещички и столкнула плот на воду. Почувствовала, что Джонни чем-то озабочен: когда я пыталась погладить его рукой, он ее отталкивал, мол, не до нежностей нынче. Мне оставалось только растянуться на животе на досках и посылать свою нежность взглядами. Солнце село, стало совсем темно, потому что луна еще не взошла, дельфины гнали мой плот, по-моему, в направлении земли, которую я разглядела со скалы. Была спокойна, потому что Джонни был рядом и потому, что все шло по плану. Я абсолютно расслабилась и заснула.