Что могла Хэлен ответить на это? Только согласиться, ведь сейчас в его улыбке не было и следа всегдашней жесткости, только дружелюбие и открытость. Она молча кивнула, чувствуя себя слишком взволнованной, чтобы говорить.

Ее нежные губы раскрылись, тело непроизвольно качнулось по направлению к нему, и она увидела, как в глубине его глаз на мгновение вспыхнуло пламя. Но тут же губы его сжались, и Виктор отвернулся.

— И еще, — добавил он холодно, включая двигатель и выезжая на пустое шоссе. — Этот микроб — какой бы он ни был, — заставляющий нас набрасываться друг на друга, в то же самое время тянет нас в постель. Не удивительно ли? — Виктор быстро взглянул на нее, приподняв одну бровь, приглашая ее высказать свое мнение, потом добавил равнодушным голосом: — Мне это совсем ни к чему. Надеюсь, вы тоже к этому не стремитесь. Итак, мы не будем обращать на это внимания, и все окончится само собой. А мы станем вести себя вежливо по отношению друг к другу, как и подобает взрослым людям, согласны?

Хэлен даже не дала себе труда кивнуть в знак согласия. Она невидящими глазами смотрела вперед, на шоссе, ведущее в город. Виктор признал, что между ними существует физическое влечение. Он хочет попытаться игнорировать его, как пыталась она. Но оно никуда не исчезнет, Хэлен знала это по горькому опыту. Оно присутствует каждое мгновение, неодолимое и безжалостное, отметающее здравый смысл, заглушающее голос рассудка.

Как долго смогут они противиться ему? Как долго они захотят противиться?

— Сейчас самое время принять душ, как вы считаете? А потом выпить чего-нибудь прохладительного, — произнес Виктор, не отводя глаз от тащившейся впереди запряженной ослом тележки, которую большой автомобиль не мог объехать на узкой извилистой дороге, ведущей к вилле.

— Звучит соблазнительно, — согласилась Хэлен, завидуя его терпению. Она ожидала, что он станет чертыхаться по поводу досадной помехи, нетерпеливо барабанить пальцами по рулю. Но после их откровенного разговора по дороге на фабрику Уэстон держал себя абсолютно спокойно. Когда они вместе просматривали документы, он, казалось, был искренне доволен ее деловыми качествами, словно листки, которые она испещрила цифрами, несли в себе особый код, общий язык, позволявший им найти единственно возможный стиль общения. Словно после того как он открыто признал, что испытывает к ней влечение, проблема просто перестала существовать.

Но для Хэлен все было по-другому. Пытаясь вести себя так, словно этот непонятный микроб мог быть оставлен ею без внимания так же легко, как и Виктором, Хэлен чувствовала себя до предела обессиленной и вялой. Как могла она бороться, если чувство было гораздо сильнее, преследовало ее неотступно, заполняло мысли, вторгалось в мечты, заставляло тело томиться и тосковать по близости с ним? И эта сила пугала ее.

— А потом холодный ужин на террасе, — продолжил Уэстон, нарушив повисшее в воздухе молчание, и Хэлен, очнувшись, как за спасательный круг уцепилась за лежавший на коленях портфель и пробормотала тонким голоском:

— Пожалуй, я лучше поужинаю у себя в комнате и немного поработаю перед сном.

Быть рядом с ним с каждым днем становилось для нее все мучительнее. Ему, возможно, и доставляет удовольствие проявлять силу характера, которая позволяет игнорировать необузданный жар желания, но она подобной силой не обладает.

— Больше никакой работы до понедельника, это приказ.

Его раздраженный тон дал Хэлен понять, что Виктор вовсе не был так спокоен, как ей казалось. Девушка прикусила нижнюю губу, а он холодно добавил:

— Ваша манера проводить свободное время вне виллы или запираться в комнате под предлогом работы, то, как вы выходите из холла, когда я вхожу в него, слишком бросается в глаза.

Дорога наконец-то немного расширилась, тележка отъехала в сторону. В следующую минуту Уэстон обгонит ее, и они вернутся на виллу, а ей еще надо успеть ответить на его слова. Стефани, может быть, и комментирует ее старания избегать его, но не одна Хэлен играет в эту игру.

— Вы тоже не особенно ищете моего общества, — напомнила она, когда он промчался мимо повозки и махнул рукой старичку, ведущему осла за поводья.

— Именно так. И мы оба знаем, почему, — возразил Виктор спокойно. — И скоро все, кто обладает хоть малейшей наблюдательностью, узнают об этом, если мы оставшуюся неделю не сумеем вести себя естественно.

Машина стремительно летела вперед, взметая облако пыли, а Хэлен пыталась подыскать мало-мальски подходящее возражение на его слова, но не могла. Он произнес небрежно:

— Я вам не говорил? Звонил Кронсби, он решил приехать и проверить лично, как идут дела. Он намеревался прилететь дневным рейсом и взять такси в Фаро, значит, сейчас он, скорее всего, уже добрался до виллы.

Он сменил тему разговора, потому что обсуждение предыдущего вопроса считал законченным. Виктор дает понять, что ожидает от нее непринужденного поведения, словно между ними не существует мрачной, затягивающей, как водоворот, тайны. Очевидно, Стефани позволила себе одно-два замечания, а Дэйву, несомненно, нельзя отказать в наблюдательности.

Виктор остановил машину на площадке перед виллой и вышел, а Хэлен еще целую минуту оставалась на месте, с тревогой рисуя себе предстоящие выходные. Разве она сумеет вести себя как ни в чем не бывало, когда ее чувства безнадежно отказываются ей повиноваться? Как сможет она справиться с собой, когда ее душу охватила страсть такой силы, что все правила приличия начинали казаться жалкими и никчемными?

— Хэлен?

Уэстон открыл дверцу и всматривался в нее, сдвинув брови. Его мрачные глаза выражали беспокойство — но, конечно, не о ней. Все, что его тревожит, сумеет ли она вести себя должным образом ближайшие несколько дней. Взгляд Виктора стал еще более напряженным, когда девушка ответила:

— Все в порядке. — И, изобразив вежливую, несколько натянутую улыбку, поспешно вышла из машины, твердо намереваясь показать, что и она умеет быть такой же двуличной, как и Уэстон, и способна прятать свои чувства под маской невозмутимости, словно они являлись чем-то постыдным.

Конечно, именно такими они и являлись.

Девушка усмотрела в его поведении холодный расчет и тогда, когда она, старательно изображая беспечность, двинулась к вилле, а он зашагал рядом, задав вопрос:

— Вы еще не звонили домой? Я видел ваших родных только раз, но сумел разглядеть, что вы очень привязаны друг к другу.

Наверное, это тоже следовало понимать как намек. Для Уэстона семейные привязанности не представляют ценности. Самым близким ему человеком будет малоприятная дочь его шефа, на которой он женится ради продвижения по службе, чтобы забрать в свои руки как можно больше власти.

— Пока нет, — небрежно ответила Хэлен, решив не спрашивать, почему это его интересует; какая ей разница?

— Если захотите, можете позвонить в любое время. Потом расскажете мне, как идут дела у вашего отца и леди, живущей по соседству. Верность — очень редкий товар, но, может быть, он понял, что дружба с кем-то еще не является предательством по отношению к вашей матери.