Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот письмо из Италии от моей русскоязычной читательницы: «В Италии медицинское обслуживание поставлено так, что больные при плохом самочувствии и остром состоянии должны на «скорой» или самоходом явиться в больницу и ожидать приема в помещении, где скапливаются остальные пациенты: со сломанным пальцем, пробитым черепом или непонятным кашлем и температурой. Все дружно в душном помещении страдают в ожидании. Это то, что я лично видела. Вызов врача на дом — неприемлемая роскошь, и его долго ждать. Прийти на работу при наличии острой инфекции считается геройством и поощряется. Много чего еще можно добавить, но смысл будет один: все делается для того, чтобы перезаражались все по максимуму».
В Российской Федерации с 23 апреля в стационарных учреждениях социального обслуживания, где проживают пожилые люди, ввели карантин. На пресс-конференции 23 апреля 2020 года заместитель министра труда и социальной защиты подтвердила наличие вируса в 16 госучреждениях семи регионов РФ. Общее число заболевших — 457 человек (390 жителей и 67 сотрудников). Из них госпитализировано 120 человек (115). Мониторинг статистики по времени можно посмотреть по ссылке (116).
По данным Лондонской школы экономики и политических наук, на начало мая 2020 года наибольший процент смертности от коронавирусной инфекции наблюдался в домах престарелых в Канаде (62 %), Ирландии (60 %), Норвегии (60 %), Франции (51 %), Бельгии (53 %). В первой половине апреля 2020 года процент смертности в домах престарелых составил: 57 % в Испании, 54 % в Ирландии, 53 % в Италии, 45 % во Франции и 42 % в Бельгии от общей смертности по стране (117).
Но теперь я выскажу свое мнение как врача-гериатра. В связи со старением населения распространенность старческой астении растет, в силу этого ее диагностика приобретает особую значимость. Зарубежные данные указывают, что люди 65 лет и старше, проживающие дома, имеют этот синдром старческой хрупкости в 10,7 %, а после 85 лет — в 26,1 %. В домах престарелых этот процент заметно выше — 52,3 %. Среди жителей домов престарелых в Италии в возрасте старше 70 лет саркопения как часть синдрома старческой хрупкости встречается гораздо чаще у мужчин (68 %), чем у женщин (21 %).
Одна из основных причин такой высокой смертности (118) от коронавируса заключается в большей коморбидности и уязвимости людей старших возрастных групп на фоне системных проблем в геронтологии и гериатрии. Старение населения приведет к росту количества лиц с дефицитом самообслуживания. Система долговременного ухода нуждается в серьезном развитии и реформировании. Пока вместо того, чтобы заниматься престарелыми людьми, мир предпочитает отодвинуть их в тень. И это основной вывод моего анализа.
B заключение этой главы следует сказать, что статистика смертности от COVID-19 в учреждениях долговременного ухода для людей старших возрастных групп в РФ полностью отсутствует. И, скорее всего, вряд ли когда-то будет. Впрочем, ее и до этой пандемии не было. Это полное отсутствие данных подтвердили мне также два ведущих российских демографа. Таким образом, служба статистики существует, а такие важные данные отсутствуют.
Коронавирус, как и информационная составляющая режима пандемии, привел сферу учреждений длительного ухода для людей в возрасте в состояние кризиса.
Возрос риск не только для отдельных людей и домов престарелых, но и для персонала.
С избыточной смертностью в подобных учреждениях за период пандемии следует серьезно разобраться.
Мир стал хрупок, а сделаем ли мы его более устойчивым к внешним потрясениям, зависит только от нас.
Проблему жизни старого и уязвимого человека уже не спрятать от современного общества.
Критичность мышления даже самых умных и образованных людей при пандемии начала быстро стремиться к нулю.
Наш современник, на мой взгляд, слишком прагматичен, чтобы постоянно думать о болезни и смерти. Если же человек начинает жить только мыслью о перспективе умереть от вирусной болезни, судорожно всматриваясь в телевизор и обсуждая это в социальных сетях, то он становится больным и без инфицирования или переходит в состояние существования в постоянном страхе. Но это мое личное мнение.
Однако большинство людей не склонны при получении информации о вероятности возникновения у них любой болезни, когда она еще даже не начиналась и неизвестно, начнется ли, сразу же впадать в панику. Но по факту при этой коронавирусной пандемии именно так и произошло. Почему так получилось?
Многие люди интуитивно чувствуют, что на экранах и вокруг происходит что-то, но что именно — непонятно. И пытаются разобраться. И люди упрямо смотрят в экран смартфона или телевизора, где чиновники ВОЗ, политики и депутаты разных мастей правят бал. И даже если кто-то сейчас закричит, что он не смотрит телевизор, тем не менее он все равно вместе со всем человечеством вглядывается в эту общую и, конечно, условную информационную воронку.
Создается впечатление, что у многих людей на ТВ началось бредовое расстройство. Интересная особенность: чем больше вслушиваешься, тем больше в этом уверяешься. И мы все, причем почти без исключения, по привычке смотрим на эту игру, веря этим людям на слово. И осознать, где грань между верой и знанием, тут предстоит только самому.
Когда прозвучали слова «пандемия», «страх», «коснется каждого», «мы такого никогда не видели», фактически всё без исключения информационное пространство стало занято только вирусом. Статьи — только о вирусе. Посты в социальных сетях — тоже только о заболевании и его особенностях. Причем сообщения довольно однотипны, и если наши потомки посмотрят на информационное поле этих дней лет через 50–100, то они увидят, что других сообщений и не было.
После объявления пандемии подавляющее большинство молодых яппи прильнуло к экранам: они жадно, буквально как воздух, хватали любые цифры и строили графики. Они искали любую возможность оценить степень угрозы. Этот ежедневный мониторинг цифр молодыми людьми напоминал коллективное безумие. Это была полнейшая глупость с их стороны и невротизация общества со стороны тех, кто это стимулировал.
А занимались этой невротизацией почти все. Это стигмат тех дней. Для этого фактически ничего не нужно, кроме ПК и доступа в интернет. Да, еще аккаунтов в нескольких социальных сетях. А вот профессиональных знаний не требуется. Об этом они открыто заявляли. Ведь для их получения нужно учиться в серьезном учебном заведении, что всегда подтверждается выдачей диплома установленного образца, а вот для вступления в «Кружок юного вирусолога» этого можно не делать. И для копирования в соцсетях и СМИ своих представлений — тоже.
Спрашиваешь такого вновь испеченного эпидемиолога, на что это он ссылается, а в ответ слышишь: «Это график из Google, вбейте в поиск «SARSvoV2 statistic in»…» Эти члены «Кружка юного вирусолога», многие из которых давно не юны, сначала даже не разобрались, что такое летальность и смертность. Они путали эти показатели и зачастую, когда их спрашивали, просто не могли отличить. Google заменил знания и образование, но это половина беды. Вторая проблема состоит в том, что он отменил критическое мышление и желание посмотреть, что стоит за этими цифрами.