Думаю, – добавил Моро, – что эта сцена, возможно, была разыграна. Но так пусть считают рационалисты. На самом же деле все обстояло внешне естественно. У итальянцев вымысел от правды иногда отличить трудно. Мы в известном смысле – прирожденные артисты. Конечно, это не относится к серьезной политике. Вот в этом мы чуть отличаемся от русских.

Вероятно, Моро сознательно обращал внимание лишь на одну сторону характера его соотечественников, отдавая себе отчет в том, что слушатель вполне поймет патриотические чувства и оценит изящные примеры при описании психологии жителя Венеции, Рима или любого другого города страны.

Смотрел я на Моро и сделал ему совершенно искренний комплимент:

– Да вы и сами могли бы состязаться со спасателями. Вы – стройный, подтянутый, выглядите как отличный спортсмен, к тому же вы еще и психолог.

…Этот разговор я вспомнил в ту минуту, когда прочел сообщение о том, что тело Моро было обнаружено в багажнике автомашины на одной из улиц в центре Вечного города. Длинный мартиролог жертв заговоров, больших и малых, за более чем две с половиной тысячи лет истории Рима пополнился еще одной.

События, связанные с убийством Альдо Моро, представлялись для итальянской общественности настолько необычными, настолько они приковывали внимание всей страны, что кинематографисты, основываясь на скрупулезно собранном досье – материалах суда, создали художественный фильм «Дело Моро». Он с необычным, можно даже сказать, сенсационным успехом прошел по экранам Италии.

В галерее государственных деятелей Италии, отличающихся особой способностью к «политическому выживанию», несмотря на все перипетии внутриполитической жизни, пальма первенства, видимо, принадлежит Аминторе Фанфани – одному из лидеров Христианско-демократической партии. Он являлся и премьер-министром, и председателем сената, и министром иностранных дел, имел и ряд других министерских портфелей. Его знали как человека всегда активного, моторного. Далеко не всякий деятель, даже больших способностей, может так уверенно шагать под неспокойным политическим небом Италии и ни разу серьезно не оступиться, не скомпрометировать себя во вред карьере.

Фанфани – убежденный сторонник воззрений ведущей буржуазной партии страны. Он хорошо знает, что нужно правящему классу, которому он лично все время исправно служил. Но в отличие от многих других деятелей Фанфани – искусный тактик, быстро ориентирующийся в том, что, когда и где сказать, а главное – сделать. Он тактик-виртуоз. И такое мнение о нем широко распространено не только в Италии, но и за рубежом, поскольку он не раз демонстрировал подобные способности и в области внешней политики.

Из бесед с Фанфани без труда усматривалось то, что готовится к ним он основательно. Собеседником он был серьезным. По вопросам принципиального характера Фанфани не отступал от концепций НАТО, которые отстаивал энергично, приводя доводы и расставляя их по степени важности. Ему чужды трафареты, к которым нередко прибегают представители стран НАТО. Он никогда не допускал стандартных высказываний, наподобие того, что, дескать, Советский Союз с его вооружениями представляет собой «угрозу миру». Фанфани вел переговоры квалифицированно, старался вникнуть в смысл и мотивы позиции Советского Союза, разобраться в существе дела. Он не опускался до того, чем, кстати, грешат многие политики Запада, когда просто цитируют броские заголовки газет.

Принимая советских гостей, Фанфани как хозяин всегда проявлял предупредительность. Так же поступала и его первая супруга, которая умерла в сравнительно молодом возрасте.

Мы не раз имели возможность убедиться в том, что он обладает обширными знаниями в области политической и общественной жизни страны, хорошо разбирается в вопросах итальянской истории и культуры.

Вместе с тем Фанфани в гораздо меньшей степени интересовался – впрочем, он и сам этого не скрывал – экономикой, положением рабочего класса и крестьянства своей страны. Во всяком случае, занимался этими проблемами не более того, что представлялось ему необходимым для обсуждений в правительстве и в парламенте.

Прямота и откровенность при рассмотрении проблем, стремление найти пути к сближению точек зрения – эти свойства всегда вызывают уважение к партнеру, даже если он представляет другой социальный мир. Ими, однако, обладают далеко не все, с кем приходится встречаться в ходе переговоров. Попадаются и такие, в том числе занимающие высокое положение, которые не могут устоять от соблазна провести коллегу, перехитрить его, а потом где-то, когда-то прихвастнуть: «Вот как однажды мне удалось на переговорах с русскими…» У подобных людей, как правило, на выдумки хватает фантазии, а вот для серьезных вещей – не всегда. Баланс получается не в их пользу.

Могу сказать, что к такому кругу деятелей отнюдь не принадлежал Джулио Андреотти, играющий важную роль в политической жизни Италии. В октябре 1972 года он посетил Советский Союз с официальным визитом в качестве Председателя Совета министров. Тогда и состоялось подписание советско-итальянского протокола о консультациях. В этом документе выражалось обоюдное желание двух стран поднять отношения между ними во всех областях, включая политическую, на более высокий уровень. Подписанию предшествовали серьезные беседы и деловое обсуждение большого круга проблем и вопросов развития двусторонних связей.

Мои беседы с Андреотти в Риме, Мадриде, Стокгольме и снова в Москве также проходили в деловой и откровенной обстановке. Обращало на себя внимание, что, какой бы пост ни занимал Андреотти – премьера, министра иностранных дел или высокого представителя парламента, он не только излагал позицию Италии, но и стремился понять своего партнера по переговорам. А это – не последнее качество. Мне всегда доставляли удовольствие беседы с ним. Даже тогда, когда позиции не совпадали, обмен мнениями проходил под знаком стремления найти точки соприкосновения. И нередко это удавалось.

Многое из того, что сказано об Андреотти, я могу отнести и к такому деятелю итальянской Христианско-демократической партии, как Арнальдо Форлани. Его мы всегда считали подготовленным собеседником, в чем убеждались на переговорах в Москве во время его официального визита в СССР в качестве министра иностранных дел (в январе 1977) и в Риме в ходе моего ответного визита (в январе 1979). Но арену для маневра и возможного сближения позиций он выбирал небольшую, с оглядкой на те круги, которые не сочувствовали развитию отношений между Италией и Советским Союзом.

Прекрасное слово имеется в языке итальянцев – «чинкве-ченто». Звонкое, мелодичное! Так они именуют XVI век – пик расцвета Возрождения, эпоху гениев мировой культуры и науки: Рафаэля и Тициана, Веронезе и Микеланджело, Леонардо да Винчи и сожженного инквизицией на костре Джордано Бруно, утверждавшего, что Вселенная бесконечна.

Итальянские представители не раз советовали мне посетить Венецию, которая органически связана с «чинквеченто». Фанфани даже вызывался сопровождать меня в поездке. Воспользоваться этим приглашением я смог только во время официального визита в Италию в ноябре 1970 года. Фанфани тогда уже не был министром.