На конференции в Москве рассказываю о нашей реабилитационной системе. В нее входят:

• диспансерное отделение;

• территориальные отделения;

• отделение пограничных состояний и детское отделение;

• дневной и ночной полустационар;

• лечебно-трудовые мастерские со швейным и картонажным цехами;

• тарный цех завода железобетонных изделий,

• перчаточный цех швейной фабрики,

• два сельскохозяйственных филиала больницы.

Реабилитационная работа построена по следующей схеме.

Реабилитация включает следующие этапы.

1. Самообслуживание в пределах постели, физиотерапия.

2. Взаимопомощь в пределах палаты, лечебная физкультура, ритмика, настольные игры, терапия совместной занятостью.

3. Психогимнастика, трудотерапия, занятия в мастерских художественного творчества, участие в проблемных дискуссиях и в работе Совета больных отделения.

4. Коммуникативный тренинг, функциональная тренировка поведения, участие в клубе пациентов.

5. Переход на полустационарный режим, участие в конфликтоцентрированных группах и социотерапевтических мероприятиях.

6. Супружеская и семейная психотерапия, рациональное трудоустройство, участие в работе клуба бывших пациентов и культмассовых мероприятиях под наблюдением участкового врача диспансерного отделения.

Отделения работают по территориальному принципу, при повторном поступлении пациент попадает в «родное» отделение. При конфликте с родственниками или обострении пациенты нередко сами приходят туда. Пациенты днем работают в лечебно-трудовых мастерских больницы и спеццехах на промышленных предприятиях Дмитрова, а на ночь могут остаться в ночном полустационаре.

Каждое утро больничный автобус развозит пациентов на работу. Диагнозы у всех самые разные, но проблема одна: им трудно приспособиться к жизни в обществе. Завод, где наши пациенты работают в тарном цеху, дарит нам теннисный стол. Швейная фабрика, где у нас перчаточный цех, – волейбольную сетку. По выходным в больнице теперь спортивные соревнования.

По просьбе пациентов ночного стационара принято решение попозже выдавать вечерние таблетки, чтобы не мешали досмотреть телефильм. На другой день вместо послеобеденного тихого часа некоторые фильмы мы обсуждаем, примеряя к собственной жизни. Один «аутист» неожиданно для всех принимает участие в шахматном турнире, обыгрывает меня и становится чемпионом отделения, после чего начинает проводить политинформации…

Войдя во вкус, пациенты просят «папу Гену» – так они меня называют – организовать им культпоход. Мы едем в Москву на концерт цыган во дворец культуры. Затем – «Дон Кихот» в Кремлевском Дворце съездов. Пациенты разбиты на пятерки, каждую возглавляет старший – пациент или медработник. Ей-богу, отличить «больных» от здоровых в зале не смог бы самый тонкий диагност.

У большинства пациентов ночного стационара нет ни жилья, ни семьи, Новый год им приходится провести в больнице. Представьте себе их радость, когда к ним в гости пришли пациенты детского отделения с праздничным концертом! На 8 Марта наши мужчины вручают дамам свои поделки из отходов производства и развлекают небольшим концертом. Я тоже участвую со своей скрипкой и стихами.

Создается группа арттерапии. На ней пациенты из полустационара и других отделений слушают и обсуждают музыкальные записи, стихи и рассказы, сочиняют истории и разыгрывают сценки. Я любуюсь в краеведческом музее в Загорске жар-птицами бывшей пациентки, где они занимают целый зал. Служительница говорит, их охотно покупают иностранные туристы.

Я организую и возглавляю отделение пограничных состояний, собираю материал для диссертации. Исай Моисеевич отпускает меня на курсы подготовки к сдаче кандидатского минимума по философии и английскому языку и выделяет мне один библиотечный день в неделю. В этот день я езжу в Москву в библиотеку им. Ленина, на другой день делаю в больнице сообщение о новостях в мировой социотерапии и психотерапии. Мы с Исаем Моисеевичем публикуем научные работы по социальной психиатрии. У нас большие планы, но он неожиданно умирает от инфаркта. Я злюсь, как после гибели Старшенбаумов. Но теперь не на Бога, а на смерть. Исай Моисеевич присоединяется к тем, за кого мне жить.

Мои основные принципы терапии: опора на позитивное в жизни пациента, его ресурсы; использование только позитивных подкреплений в работе с пациентом и его близкими. Моя главная задача – помочь пациенту принять ответственность за свои поступки и за свою жизнь в целом. Он должен развить свою неповторимую индивидуальность и направить ее в социально полезное русло вместе с близкими по духу людьми.

Вначале я нередко путал принятие с согласием или одобрением, нейтральностью или терпимостью, сочувствием или жалостью. Но потом принятие стало означать, что клиент имеет право чувствовать и думать по-своему, и это не мешает мне сохранять к нему интерес и симпатию, даже когда мне не нравятся какие-то особенности его поведения.

Принять неприятные для меня стороны клиента – значит расширить самопринятие. Я сравниваю поведение клиента не с намеченным плюсом, а с прежним минусом. При регрессе напоминаю ему о прежнем плюсе. Нахожу положительные стороны у клиента и предлагаю ему воспользоваться этим ресурсом, чтобы он больше уважал себя и свою способность справиться с ситуацией.

Все свои реакции, вербальные и невербальные, я направляю на подкрепление любого движения клиента в сторону решения проблемы. Это могут быть идеи, намерения, действия. Я ищу совместно с клиентом (парой, семьей, группой) эффективные способы работы, и если они не помогают, стараюсь найти более эффективные формы взаимодействия.

В процессе решения проблемы я обращаю внимание клиента на то, как в сложных ситуациях он использует разные способы решения проблем, как может импровизировать, изобретать на ходу, рисковать, полагаясь на свою природную мудрость и удачу, на поддержку близких.

Я избегаю критических замечаний, интерпретации излагаю как борьбу позитива с негативом, хвалю клиента даже за неудачные попытки: «Значит, вы все же пытались сделать это. И хотя вам было трудно, вы старались найти выход». Невроз рассматриваю как верного, но неразумного защитника, которого надо не побеждать, а отправить на заслуженный отдых и заменить разумным.

Сопротивление я теперь воспринимаю как проявление силы и стремления к независимости. Однако выраженное упорное сопротивление, как и быстрое появление ярких признаков регресса с примитивными защитами, указывает на то, что клиенту нужно или больше поддержки, чем предусматривает позитивный подход, или глубинная психотерапия.