Поэтому не удивительны слова, встречающиеся во многих крестьянских обращениях: «Мы работаем изо дня в день круглый год, но наше благосостояние не только не увеличивается, но, напротив, с каждым годом все больше и больше падает… Мы из сил выбиваемся на работе, а прокормить себя и семью не можем. Для нас крепостное право уничтожено только на словах, на деле же гнет его мы чувствуем во всей его силе» (из прошения крестьян с. Дубовского Княгининского уезда Нижегородской губернии). «Нас стеснили наши помещики. Старая барщина вновь вернулась к нам… Государь, мы находимся в крепостничестве…» (из прошения крестьян д. Острова Лужского уезда Петербурской губернии Николаю II) [113].

Какие требования выдвигали крестьяне?

Главное требование – земля. В многочисленных наказах читаем: «Ведь по божеским и человеческим законам земля должна принадлежать крестьянам, которые ее обрабатывают». «Отобрать все земли казенные, удельные монастырские, церковные и частновладельческие в пользу того, кто их обрабатывает, причем, каждому желающему обрабатывать землю должно быть предоставлено земли не более того, сколько он может (обрабатывать) своим личным трудом» [114].

В самых лояльных наказах можно прочесть об ограничении частной собственности на землю: «Ввиду возможности захвата капиталистами земель мелких собственников необходимо установить особые нормы, выше которых приобретение земель считалось бы недозволенным» [115].

В целом же крестьяне придерживаются куда более радикальных взглядов: «Необходимо уничтожить частную собственность на землю и передать все земли в распоряжение всего народа», - читаем в приговоре деревни Фофанова Клинского уезда Московской губернии [116]. «Землей должен пользоваться тот, кто в состоянии сам ее обрабатывать без наемных рабочих», - приговор крестьян с. Успенского и других Успенской волости, Бирюченского уезда Воронежской губернии [117]. «Земля, поступившая в надел, должна быть общегосударственной собственностью и владельцы не должны ее ни закладывать, ни продавать», - приговор с. Космодемьянска Пошехонского уезда Ярославской губернии [118].

Об этом же приговор крестьян с. Быкова Бронницкого уезда Московской губернии: «Выходя из того, что земля ничья, а Божья, и что переход ее совершился помимо желания первых владельцев ее крестьян-землепашцев в распоряжение уделов, кабинетов, монастырей, церквей и помещиков, признали необходимым устранить частное пользование на землю и передать ее с условием, что ею будут пользоваться без помощи батрацкого труда» [119].

Отношение крестьян к частному землевладению вполне объяснимо. В первую очередь оно объясняется позицией самих землевладельцев, отрезами лучшей земли, кабальными условиями аренды и т.д. Кроме того, в конце XIX – начале XX веков в деревню пришел владелец-капиталист. Особенностью русского капитализма в деревне было полное нежелание самостоятельно заниматься сельским хозяйством. Земли приобретались для того, чтобы сдавать их крестьянам в аренду, для того же практиковались и захваты земель, вроде приведенного выше. Арендные платежи были настолько велики (или заменялись отработками), а сама аренда настолько необходима, что «сельские рантье» получали на этом куда большую прибыль, чем могли бы получить от сбыта урожая. В реальности же они получали и урожай (используя отработки) и прибыль с аренды.

Отсюда требования крестьян ограничить покупку земли капиталистами, а лучше вовсе запретить частную собственность на землю, давать землю только тому, кто «в состоянии сам ее обрабатывать без наемных рабочих», то есть только крестьянину, а не капиталисту, не фермеру.

Неправы те, кто говорит, что русская деревня застряла в архаичных порядках, круговой поруке общины и только капиталистические отношения могли бы ее спасти (сегодня принято особенно хвалить аграрную реформу Столыпина). В архаичные порядки ее загнали, а капитализм она категорически не принимала. Недаром под жестким административным давлением аграрной реформы, начавшейся в 1906 году, вышли из общины всего 26 процентов от общего числа дворов (с 15 процентами площади общинных земель), из 3 миллионов человек, согласившихся на переселение в Сибирь, свыше 500 тысяч вернулось (к 1916 году). И в Сибири переселенные крестьяне вновь воссоздавали общину.

Следующее требование крестьян – образование: «Чтобы наши крестьянские дети вместе с господскими в городах в лицеях всем наукам бесплатно обучались», - сказано в приговоре крестьян Курской губернии.

«Желательно обязательное для всех обучение, расширение программ в начальных школах с восьмилетним прохождением ее курса и приспособление ее для перехода желающих в другие образовательные учебные заведения без экзамена, бесплатно и в обыкновенной крестьянской одежде. Большинству крестьян непосильно приобрести форменную одежду. Устройство специальных ремесленных, технических и прочих школ, библиотек» - петиция крестьян Тамбовской губернии [120].

«Мы страдаем от необразованности, - сказано в прошении крестьян Хотебцовской волости Рузского района Московской губернии [121]. - В земских школах мы едва выучиваемся грамоте, а в церковноприходских - и того меньше; для наших детей не доступны ни гимназии, ни сельскохозяйственные училища, не говоря про университеты… У нас нет образованных священников, а ведь священник должен служить руководителем народа, а теперешние священники по своей необразованности не удовлетворяют нас, да и высокие поборы за исполнение ими треб тяжелы для нас».

Основательный подход демонстрирует приговор крестьян деревни Ильиной Ковровского уезда Владимирской губернии [122]. Все проблемы государства видятся в нем через призму образования:

«Мы, нижеподписавшиеся крестьяне деревни Ильиной, Всегодической волости, Ковровского уезда, Владимирской губернии, быв сего числа на сходе, признали, что имеющаяся у нас школа грамоты не удовлетворяет назревшим потребностям и не дает нашим детям тех знаний, на которыя они имеют право, будучи детьми великой страны.

…даже и нам, мужикам, сдается, что мы живем, как будто, не так, как должны жить люди великой страны. Мы мужики, хотя смутно, но все таки сознаем, что земли в нашей стране много, так много, как нигде, но пахать народу нечего; лесов много, так много, как нигде, но зимой народу топить печи нечем и дети мерзнут в худо отопленных полуразвалившихся избах; хлеба много, так много, как нигде, а народ так худо питается, как нигде.

Что-то странное происходит в нашей русской земле.

Все эти соображения приводят к тому выводу, что вся бедность наша, все неустройство земли русской происходит от нашего невежества. Кто истинный виновник нашего невежества, - пусть того судит Бог. Признавая просвещение так же для нас необходимым, как воздух, мы сим постановили: …настоятельно ходатайствовать пред правительством об открытии у нас в деревне такого учебного заведения, воспитанники котораго по окончании курса могли бы смело вступить в мирное соревнование в торговле и ремеслах с прочими образованными народами. Название такому учебному заведению должно быть «народный университет»…

Чему будут учить наших детей, мы определять не беремся, но знаем одно, что нужно учить больше и лучше того, чем теперь. Немало найдется на Руси образованных, истинно любящих свою родину людей, которые и дадут нелицемерный совет, чему учить детей наших. Конечно, люди эти не земские начальники, которые за все свое многолетнее существование принесли такую пользу, качество которой пусть определит их собственная совесть и совесть тех, кто нам дал их.