– Ты куда, барбос, исчез? – спросил он уныло. – БМП тобой интересовался. Меня, грешного, выспрашивал, а заодно предложил за две недели найти себе новое место… Понял?

– Понял… У тебя есть что-нибудь на примете?

– Есть. Начальник отдела кадров управления ритуальных услуг. Все кладбища мои будут! Соглашаться?

– Соглашайся, – улыбнулся. Чистяков. – Хоть похоронишь меня по-людски…

– Новодевичье не обещаю, а Ваганьково гарантирую! – успокоил Мушковец. – А куда ты все-таки делся?

– Да та-ак…

– Ну, и что тебе это «да та-ак» по фамилии Иванушкин напело?

– Предлагало на бюро горкома плюнуть в БМП.

– Плюнь, Валерочка, Христом богом тебя прошу, плюнь! Хочешь, я тебе своих слюней подбавлю?

– Я подумаю, – ответил Чистяков.

Спагетти разварились и лежали на тарелке вроде солитера. Есть Валерию Павловичу расхотелось. Он побрел в спальную, прямо в одежде плюхнулся на «сексодром», и ему показалось, что кровать – это мягкий плот, медленно плывущий куда-то и тихо покачивающийся на волнах.

…«Товарищ, ты меня уважаешь?» – спросила Надя, открывая глаза. Чистяков хотел объяснить, что не просто уважает – любит ее, но не успел, ибо снаружи раздался душераздирающий младенческий вопль: очевидно, два гундевших кота все-таки решились на большую драку. Почти сразу же донесся топот и громкие, заинтересованные крики первокурсников: «Куси его, серый, куси!» Чтобы лучше видеть потасовку, студенты, грохоча, взбежали на крылечко Надиного «бунгало». И на занавеске, как в театре теней, сгрудились их живые силуэты. Счастливые обладатели друг друга опасливо косились на окно, страшились пошевелиться и оставались лежать все так же совокупно и все так же неподвижно обнявшись. Но исподволь сознание того, что буквально в метре от них, за тонкой стеночкой шумно толпятся ничего не подозревающие первокурсники, постепенно наполняло их тела боязливым и потому особенно острым желанием…

В понедельник бюро городского комитета партии, заслушав и обсудив отчет первого секретаря Краснопролетарского РК КПСС тов. Бусыгина М. П., рекомендовало освободить его от занимаемой должности за развал работы в районе. Состоявшийся на следующий день пленум райкома партии рассмотрел организационные вопросы: единодушно освободил тов. Бусыгина М. П. и так же единодушно избрал на освободившийся высокий пост тов. Чистякова В. П., работавшего ранее секретарем того же райкома…

Поговаривали, что выбор остановили на нем по двум причинам: во-первых, его терпеть не мог свергнутый Бусыгин (впрочем, таких людей насчитывалось немало), а во-вторых (и это главное!), Чистяков проявил необычайную дальновидность и оказался единственным, кто не стал швырять камни в БМП на том беспощадном заседании бюро горкома. Вернувшись домой с пленума райкома партии уже в новом качестве, на вопрос жены: «Как дела, Валерпалыч?» – он только вымолвил: «Полный апофегей!»

В среду, войдя в свой новый кабинет, где письменный стол уже был передвинут на другое место, а с полок убраны образцы народного творчества города Волчешкурска, откуда в свое время прибыл и куда теперь снова убывал товарищ Бусыгин, Валерий Павлович первым делом вызвал свою новую секретаршу Аллочку Ашукину, заказал себе крепкого чая с сушками и распорядился:

– Алла Викторовна, ко мне сегодня будет дозваниваться Надежда Александровна Печерникова. Запишите: Пе-чер-ни-ко-ва… Если я буду на активе, скажите ей, что вопрос решается… Пусть наберется терпения. Товарищи из Нефроцентра ее сами известят… И прошу вас, Алла Викторовна, будьте с ней поласковее. У Печерниковой серьезно болен ребенок… Очень серьезно! Понимаете?

– Понимаю, – кивнула Ашукина и уточнила: – Если вы будете на месте, вас соединять с ней?

– А зачем? – вздохнул Чистяков и ободряющей улыбкой выпроводил Аллочку из кабинета.