Иногда всего лишь бронежилет может стать непробиваемым барьером между народами. А иногда – даже обычная военная форма.

Французский жандарм Седрик Мариа признался: «Люди предпочитают видеть нас без бронежилетов, пожалуй, так они испытывают к нам больше доверия. Иногда, конечно, мы видим, как кто-нибудь делает вид, что целится в нас, но такие случаи единичны. Надевая бронежилет, ты можешь спровоцировать агрессивные чувства у местных жителей, а если ты налегке, то тебе доверяют. И проблем не возникает».

Гаитянские полицейские, принимавшие участие в разгонах демонстраций, предпочли уволиться с работы. Не все, но многие. Поэтому в полиции так много новичков. Те, кто остался, уверены, что Ги Филипп подвергнет их репрессиям – именно потому, что сам он в прошлом полицейский. И хорошо знает, как работает полицейская машина. У Ги тогда были очень высокие шансы стать президентом страны. Полицейские офицеры опасались, что Ги захочет видеть на высоких должностях своих новых друзей, гангстеров, которые уберут старых друзей лидера, полицейских.

Эженис Жебсон был единственным в том совместном патруле офицером-старослужащим: «Я работаю в полиции восемь лет, а сейчас к нам идут одни новички. И неизвестно, сколько понадобится времени, чтобы они разобрались в своей работе. Никто не знает, сколько времени уйдет на то, чтобы нормализовать ситуацию. Как только французы уйдут, спокойствию на улицах конец. Полицейские получают настолько маленькую зарплату, что им нет резона выслуживаться и рисковать. Да и коррупция из-за этого в полиции очень высокая. Человек – прежде всего человек, а уже потом – или преступник, или полицейский».

Французы и американцы по-разному понимали смысл своей миссии на Гаити. Военные разных стран придерживались особого мнения – мол, правильно делаем только мы.

Подполковник Ален Тиссье переброшен на Гаити с Мартиники. Два острова, но общего у них не много. Разве что климат. Благополучная Мартиника – жемчужина Карибов. Гаити – полная противоположность. «Разница между французскими и американскими войсками на острове не принципиальная. Мы отличаемся по форме, но не по сути, – говорил подполковник Тиссье. – И мы, и они должны поддержать порядок и безопасность в стране. Но мы, в отличие от американцев, с первого дня прибытия на Гаити отказались от внешних атрибутов боевых действий. Наш «французский стиль» – это патрулирование улиц без бронежилетов, без касок. Мы очень открыты по отношению к местному населению, мы свободно общаемся на улицах, потому что люди здесь говорят по-французски. У нас общая история, ведь еще двести лет назад Гаити была колонией Франции».

По сути, с 1804 года французские военные бывали здесь значительно реже своих американских коллег. «Нас не интересует ни нефть, ни кокаин, ни мировое господство», – сказал нам один из жандармов. И несмотря на то что гаитянцы говорят на французском, пускай и ломаном, они не могут забыть, что на этом языке с их предками говорили надсмотрщики на плантациях. Так мне казалось, когда я ловил молчаливый упрек во взгляде какого-нибудь прохожего, проходившего мимо патруля.

Жинест Тьерри, капитан мобильной жандармерии и старший патрульной группы, видимо, тоже замечал подобные взгляды прохожих. «Сложнее всего для нас, пожалуй, сохранять выдержку, – сказал он и после небольшой паузы добавил: – Не могу сказать, что таких случаев, когда кто-либо проявляет агрессию в наш адрес, бывает много. Но они бывают. Несмотря ни на что, мы здесь чужие, и мы ни в коем случае не должны отвечать агрессивностью на агрессивность. Выдержка – наше главное оружие».

Ги Филипп провозгласил себя главнокомандующим, а своих боевиков – гаитянской армией. Но надеть пятнистую форму – еще недостаточно для того, чтобы взять власть. Бывший полицейский, возможно, сам того не желая, служил лишь инструментом для удовлетворения интересов великих держав. «Не дать повстанцам стать элементом государственной системы», – такова была вторая задача Вашингтона в регионе. И выполнить ее было куда сложнее, чем первую, – сменить режим. После ухода франко-американской миссии иностранные военные остались здесь под флагом ООН.

Командующего силами ООН на Гаити, бразильского генерала Аугусто Хелено Рибео, я остановил в душном помещении миссии Объединенных Наций. Он давал пресс-конференцию, но мне нужно было задать генералу вопрос, который так и не прозвучал в зале. Что для него является более важным – военная сила или гуманитарная помощь Гаити.

«Я думаю, что гражданский компонент нашей миссии более важен, чем военный, потому что люди устали от беспорядков, и теперь нужно улучшать их жизнь, – ответил военный не хуже любого кадрового дипломата. – Они не хотят от нас демонстрации силы, им нужно почувствовать, что их жизнь стала лучше. Поверить в будущее Гаити».

Ги Филипп заботился о своем будущем. Он очень хотел стать президентом. И хорошо понимал, что этого не хотели люди у него за спиной. Сидя за столиком кафе у кромки бассейна, лидер повстанцев казался очень спокойным, веселым и уверенным. Он, закончив разговор, встал, пожал мою ладонь и с улыбкой зашагал в направлении выхода из гостиницы. Я было тоже приподнялся над стулом, но тонтон-макут, друг Филиппа, попросил меня задержаться. «У меня к тебе дело, – сказал он, оглянувшись по сторонам, – скажи, есть ли у тебя знакомые ветераны Афганистана?» Я подумал и сказал, что есть. Сама постановка вопроса заинтересовала меня. «Вы много воевали, – рассуждал тонтон со мной вслух, – значит, у вас должно быть много профессиональных парней без дела.

Мы можем предложить им дело». «Какого рода?» – поинтересовался я. «Понимаешь, у нас выборы скоро, и нам нужна очень профессиональная охрана. Телохранители, в общем», – подумав, ответил мой непростой знакомый. «Так наймите американцев», – посоветовал я. Это было логично. С учетом того, что сам Ги провел немало времени в Соединенных Штатах. Но тонтон поморщился: «Мы не очень доверяем американцам». И сунул мне кусок бумажки с электронным адресом. Надо ли говорить, что ни одного письма с этого адреса я потом не получил? Ги не хотел быть инструментом в чужих руках и пожелал стать самостоятельным игроком. Но на Гаити это вряд ли возможно.

Помню видео, отснятое компанией Ройтерз в тот день, когда Ги Филипп вошел в Порт-о-Пренс. Он и его ближайшие помощники садятся в белый, не бронированный, автомобиль. Журналист задает вопрос.

Вопрос «Куда вы сейчас направляетесь?» звучит отрывисто, мол, ситуация напряженная. Ги Филипп отвечает довольно спокойно: «В Порт-о-Пренс». Вопрос: «Для чего?» Журналист почти кричит. Видимо, нервничает. Ги Филипп: «Чтобы обеспечить безопасность в столице, сделать город безопасным». Ответ спокойный и даже чуть насмешливый. Вопрос: «А откуда вы начнете?» Парень явно ждет ответа о том, что повстанцы собираются брать почтамт, вокзалы, телефонные станции, интернет-клуб и банки. Ги Филипп говорит: «С центрального рынка». И спокойно, захлопнув дверь, уезжает в гаитянское светлое завтра.

Но начинать, пожалуй, нужно было с местного Белого дома. Ги еще не доехал до центрального рынка, а Госдепартамент Соединенных Штатов уже заявил, что гаитянские повстанцы, свергнувшие президента Аристида, «не будут играть никакой роли в политическом урегулировании в стране» и должны разоружиться. Гаитянский мавр сделал свое дело. Но уходить не собирался. Он все же выдвинул свою кандидатуру на пост президента во время выборов 2006 года, а потом, потерпев фиаско, решил баллотироваться в сенат. И с сенатом не совсем сложилось. Американцы обвинили Ги Филиппа в торговле наркотиками и отправили на его поиски целое подразделение агентов Отдела по борьбе с оборотом наркотиков. Вместе с гаитянскими полицейскими они попытались схватить бывшего повстанца на его вилле, но Ги Филипп успел сбежать. А перед бегством сказал примерно следующее: «Раньше, когда они отлавливали неугодных, их называли коммунистами. Теперь они говорят, что ловят наркодельцов». Многие на острове продолжают считать, что Филипп знает слишком много о роли США в перевороте и восстании на Гаити и о том, кто из американских дипломатов в Порт-о-Пренсе курировал события, связанные со сменой власти. Но в то же время они не заинтересованы в том, чтобы Ги заговорил, скажем, на судебном заседании. Давайте загоним его в подполье, и пусть охота за ним продолжается.