Изабелла прищурилась. На запястье мужчины проступали какие-то знаки. Клеймо. Она напрягла зрение. Лошадь, человек… Нет, два человека. Один верхом, другой идет впереди лошади.

Тот же рисунок, что и на рукояти кинжала.

Над ее ухом незнакомец закричал:

– Тогда она умрет!

Он убрал ладонь с ее лица, и она увидела, как он заносит нож.

Служанка снова закричала и, должно быть, схватила Лью за руку, потому что свет факела заметался вверх и вниз.

Ее мучитель на мгновение отвлекся – как раз то, что нужно было Изабелле. Она ткнула локтем ему в живот и вцепилась ногтями в пальцы, сжимавшие ее шею. Враг застонал и слегка ослабил хватку. Извернувшись ужом, она оказалась с ним лицом к лицу и краем ладони нанесла удар по подбородку, точно в то место, куда раньше попала ногой. Скорчившись, он покатился по полу, крича от боли и разбрызгивая кровь. Не глядя, сделал замах, но Изабелла нырнула ему под руку и рванула на себя рукав.

– Что это? – закричала она.

Незнакомец побледнел, как мертвец, и оттолкнул ее назад что было сил. Изабелла налетела на Джордана, и оба свалились на пол.

Мужчина схватил со стола кинжал, сбросив на пол мешочки с лекарствами, и издал победоносный клич. Изабелла вскочила на ноги. Джордан и Лью закричали, когда она кинулась на мужчину. Тот успел обернуться, чтобы встретить ее с кинжалом наготове. Изабелла сделала шаг в сторону, чтобы оказаться у него за спиной. Он поднял с пола флакон и запустил им в девушку. Она увернулась, и флакон ударился о столбик кровати. Брызнули осколки, едкий аромат трав заполнил комнату.

Незнакомец повернулся, чтобы убежать, но Изабелла успела схватить кнут. Громкий щелчок – и враг закричал от боли. Кнут ударил его по правой руке. Кинжал полетел на пол и снова пропал в темноте.

В лице незнакомца не осталось ни кровинки – он был охвачен ужасом. Сорвал с пояса флягу, открыл крышку и опустошил ее в один глоток. Они услышали его крик: «Semper minax, nunquam summissus!» А затем он метнулся к двери, наткнулся на зевак и прыгнул к окну. Распахнул ставни и бросился вниз.

– Нет! – крикнула Изабелла. Служанка закричала и рухнула без чувств.

Изабелла подбежала к окну. Света было мало, но она сумела разглядеть темный силуэт на склоне холма. Джордан приказал Лью немедленно выслать стражников на поиски.

Слишком поздно, подумала Изабелла, вцепившись в край подоконника. «Semper minax, nunquam summissus» – «Всегда дерзок, никогда не смирен». Тот же девиз, что на кинжале.

Наградой за дерзость незнакомцу стала смерть. Сумей он остаться в живых, уносил бы сейчас ноги. Даже если он еще дышит, ему не дожить до рассвета. Утром им предстоит хоронить два тела. Интересно, станет ли кто-то оплакивать человека, который предпочел смерть плену?

Где-то в глубине души закипали слезы. Там, где горе оставило отверстую рану, неуспевшую как следует затянуться. Горе собственной утраты – все, что она когда-то любила, было потеряно в один миг. Отец, мать, родной дом. Горькие воспоминания нахлынули как неукротимый поток, сметающий все на своем пути. Наверное, кто-то ждет сейчас этого человека, не ведая, что ему уже вовек не вернуться. И никогда тому, кто ждет, не узнать, как все было.

Руки Джордана увлекли ее прочь от окна; и тогда она уткнулась лицом ему в плечо, дав выход слезам. Она оплакивала погибшего врага, и тех, кто его любил, и боль, которую ей не забыть.

Джордан непременно проснулся бы с головной болью, сумей он заснуть! Он спускался по выщербленным ступенькам к сторожке, что соединяла главную башню и расположенный ниже внутренний дворик замка. Самые разнообразные мысли проносились у него в голове, и каждая требовала внимания. Он пытался заглушить их с помощью бутылки вина, затем другой, а потом еще одной. Бесполезно. Собственная совесть забросала его стрелами осуждения, словно отряд умелых лучников.

Изабелла – гостья в Ла Тур, а он едва может держать себя в руках. И то, что она оказалась в его комнате, скрытая от него лишь тонкой тканью сорочки, вовсе не извиняет его поведения. А он вел себя так, словно она была одной из девок, что таскаются за отрядом. Изабелла служит королеве, значит, достойна уважения, какое он выказал бы любому из слуг короля.

И сражалась она не хуже, чем королевский воин. Долгие ночные часы напролет он пытался отогнать от себя видения. Снова и снова вставали картины схватки – она поразила врага дважды, пока он, Джордан, стоял и смотрел.

Джордан ле Куртене – граф, поклявшийся служить королю и, если надо, умереть за него, – позволил женщине, своей гостье, самостоятельно сражаться с врагом. Вот смеху будет, если кто-то прознает про битву в спальне! Вряд ли, ведь Лью будет держать язык за зубами и за служанкой проследит. А что касается Изабеллы, так ей не привыкать видеть себя в роли героини.

Джордан вполголоса выругался. Она действительно героиня, которая спасла и себя, и бог знает скольких еще людей, выбери враг другую жертву. Зачем негодяю понадобился кинжал, что они нашли в могиле Райcа? Если Братство хочет получить назад свой кинжал, так им стоило лишь попросить.

Рассеянно отвечая на приветствия оставшихся в нижнем дворике людей, он направился к церкви, но передумал и пошел прочь. Его охватили угрызения совести иного рода. Следовало бодрствовать всю ночь возле тела Райcа, молиться об упокоении его души. Конечно, Райc назвал бы его дураком, вздумай Джордан ради молитвы пренебречь обществом прекрасной молодой женщины. Но это не снимало с него вины. Он подвел друга!

В нижнем дворе толпился народ. Возле стен церкви несколько мальчишек гоняли цыплят. Должно быть, забавы ради – какое мясо во время поста?! Их веселые вопли должны были напомнить ему о радости жизни, которую он оставил в Ла Тур. Напротив! Даже в стенах родного замка не мог он расслабиться, стать самим собой.

Краем глаза он заметил золотой проблеск. Изабелла сидела на корточках, спиной к нему. Он хотел было уйти прочь, но она успела обернуться. Лицо перепачкано так, что почти не видно синяка на щеке. Волосы свободной волной падают на спину, и кажется, что ее окружает золотое сияние.

– Доброе утро! – поздоровался он, стараясь казаться веселым.

– Не думала, что увижу вас до начала погребальной службы.

Изабелла медленно поднялась на ноги. Обтрепанный подол дорожного платья выглядел влажным, но на корсаже все еще были заметны следы грязи и копоти – напоминание о той ночи, когда она вызволяла его из плена. Сколько раз она рисковала жизнью ради него! Взгляд Джордана задержался на щеке, изуродованной синяком. Кровь бросилась ему в лицо, но он подавил вспышку ярости. Взывать к мести – дело Изабеллы, а никак не его.

Эта мысль должна была бы успокоить его. Ведь Джордан поклялся никогда более не бросаться очертя голову в битву в угоду чьей бы то ни было уязвленной чести. Но он не обрадовался. Он дал эту клятву самому себе, пережив бесславный поход принца Ричарда. Тогда он был ослеплен жаждой крови. Сейчас… Когда Изабелла смотрела на него с неподдельной нежностью, его охватывало чувство более могущественное, чем стремление услужить сеньору и добиться признания своих заслуг.