Когда объявили начало судебного заседания, судья Дэниел Флинн появился в изумрудно-зеленой мантии, вызвавшей неискренние улыбки у многих юристов и судебных клерков в зале. Все знали, что он одевается в зеленое каждый год в двух случаях: во-первых, в День святого Патрика – семнадцатого марта, и во-вторых, в пятницу, перед футбольным матчем команды «Нотр-Дам» из католического ирландского колледжа с командой «Троянцы» из Университета Южной Калифорнии. Он был также известен среди юристов комптонского суда под кличкой Дэнни-Бой – имея в виду искаженные слова популярной песни: «Дэнни-Бой, тупой козел ирландский».

Секретарь объявил дело к слушанию, я подошел и заявил о своем присутствии. Через боковую дверь вывели Макгинли, и он встал рядом со мной, в оранжевом тюремном комбинезоне, со скованными руками, пристегнутыми к цепи, охватывающей талию. Никто из его близких не присутствовал в зале суда, чтобы наблюдать, как его осудят. Он был один, если не считать меня.

– Добрейшего вам утра, мистер Макгинли, – проговорил Флинн с ирландским акцентом. – Вы знаете, что сегодня за день?

Я опустил глаза в пол.

– День моего приговора, – невнятно пробурчал Макгинли.

– И это тоже. Но я-то говорю о Дне святого Патрика, мистер Макгинли. О дне торжества ирландского наследия.

Макгинли чуть повернул голову и посмотрел на меня. Он был неплохо образован в уличном смысле, но не в общекультурном. Он не понимал, что происходит: является ли этот выпад уже частью вынесения приговора или некой формой презрения со стороны белого человека. Я хотел сказать, что судья бестактен и, вероятно, расист. Вместо этого наклонился и шепнул ему на ухо:

– Просто не обращай внимания. Он придурок.

– Вы знаете происхождение вашего имени, мистер Макгинли? – спросил судья.

– Нет, сэр.

– А вам интересно узнать?

– Вообще-то нет, сэр. Небось имя какого-то рабовладельца. На хрена мне знать этого ублюдка?

– Прошу прощения, ваша честь, – поспешил вмешаться я. Снова наклонившись к Макгинли, я зашептал: – Дариус, притормози. Держи себя в руках. И следи за речью.

– Он надо мной издевается, – проговорил тот.

– Но он еще не вынес приговор. Ты хочешь запороть дело?

Макгинли отодвинулся от меня и поднял глаза на судью:

– Извините за мой язык, ваша честь. Я вырос на улице.

– Заметно, – сказал Флинн. – Что ж, это позор, что вы так относитесь к своей истории. Но если вас не интересует ваше имя, то меня тем более. Переходим к вынесению приговора и отправке вас в тюрьму, не так ли?

Он произнес последние слова так бодро, словно нас ожидало удовольствие отправить Макгинли прямиком в Диснейленд.

После этого судебная процедура пошла быстро. В докладе по делу перед вынесением приговора не прозвучало ничего нового. Дариус Макгинли владел с одиннадцати лет одной-единственной профессией – наркодилер. Его единственная подлинная семья – банда. У него никогда не было водительских прав, хотя водил «БМВ». Он никогда не состоял в браке, хотя имел троих детей. Играла все та же старая песня и та же заезженная пластинка, прокручиваемая по дюжине раз на дню в залах суда по всему округу. Макгинли относился к сообществу, которое пересекалось с жизнью остальной части Америки только в залах судов. Он служил просто кормом, фуражом для машины правосудия. Машина хотела есть, а на тарелке дымился Макгинли. Флинн приговорил его к заранее согласованным нескольким годам тюрьмы и зачитал все стандартные юридические формулировки, прилагаемые к сделке между сторонами о признании подсудимым своей вины. Для смеха – хотя только его собственные подчиненные откликнулись на сомнительную шутку – он зачитал этот штамп на своем излюбленном местечково-ирландском наречии. После чего представление закончилось.

Я знаю: Макгинли разносил смерть и разрушение в виде кокаина и, вероятно, совершил много других правонарушений и насильственных действий, которые так и остались неизвестными и никогда ему не вменялись. Но все равно после этого дела у меня остался скверный осадок. Я не могу отделаться от вечного ощущения: Макгинли – один из тех, кому изначально не представлялось шанса попробовать что-нибудь другое, кроме жизни уличного хулигана и члена шайки. Он никогда не знал своего отца и бросил школу в шестом классе, чтобы освоить торговлю кокаином. Он умел безошибочно считать деньги своего коммерческого предприятия, но никогда не имел счета в банке. Он никогда не бывал на лос-анджелесском пляже, не говоря уже где-то за пределами округа. И теперь его первым путешествием станет поездка в автобусе с решетками на окнах.

Прежде чем его препроводили обратно в камеру при зале суда, чтобы затем в установленном порядке перебазировать в тюрьму, я пожал ему руку, пристегнутую цепью к поясу, и пожелал удачи. Я редко это делаю по отношению к своим клиентам.

– Все путем, – сказал он мне. – Я вернусь.

И я в этом не сомневался. В каком-то смысле Дариус Макгинли являлся для меня таким же выгодным клиентом, как и Льюис Руле. Только Руле скорее всего одноразовый случай. Зато с течением времени у меня возникло чувство, что Макгинли станет одним из клиентов, которых я называю «пожизненной рентой», и постоянным подарком судьбы – покуда будет плевать на неравенство шансов и продолжать жить.

Я положил досье на Макгинли в свой кейс и через калитку двинулся обратно, в то время как секретарь уже объявлял следующее дело. За пределами зала суда, в наполненном людьми коридоре, меня уже ждал Анхель Левин. Сегодня мы должны были просмотреть и обсудить новую информацию и вновь открывшиеся обстоятельства по делу Руле. Анхелю пришлось подъехать ко мне, в Комптон, потому что в моем графике не нашлось достаточно времени.

– Добрейшего вам утречка, – сказал Левин, гипертрофированно имитируя ирландский акцент.

– Угу. Ты видел?

– Просунул голову на минутку. Этот тип малость страдает расизмом, да?

– Что вполне сойдет ему с рук, ведь с тех пор как суды объединили в один избирательный округ, его имя фигурирует во всех избирательных бюллетенях. Даже если люди в Комптоне встанут стеной, чтобы его прокатить, жители Уэстсайда все равно смогут их перевесить. Это безнадежно.

– Как он вообще пролез на судейскую скамью?

– Хм, ну как? Стань бакалавром права, сделай нужные пожертвования нужным людям – и ты тоже сможешь стать судьей. Он получил назначение от губернатора. Самое трудное, чтобы удержаться – выиграть первые выборы. Он их выиграл. Тебе никогда не доводилось слышать фразу: «Блин, проскочил, как Флинн!»?

– Нет, не слышал.

– Тебе понравится. Примерно шесть лет назад Флинн получил назначение от губернатора. Это случилось еще до слияния судов. Тогда судьи избирались голосованием в том районе, где председательствовали. Инспектирующий судья по округу Лос-Анджелес проверяет его дипломы и рекомендации и очень быстро понимает, что перед ним человек с множеством политических связей, но без всякого таланта и судейского опыта, необходимых для успешного исполнения обязанностей на этой должности. Флинн выполнял скорее административные функции, подготавливая дела к слушанию. Вероятно, не мог найти для себя суд, не говоря уже о деле для рассмотрения. Поэтому главный судья сплавляет его сюда, в комптонский уголовный суд, так как, по правилам, чтобы сохранить за собой назначение, ты должен год после этого проработать судьей. Он решил, что Флинн напортачит, вызовет в народе недовольство и его не переизберут. Через год он вылетит.