– Совсем недолго побыли. – Джордж говорил громко, чтобы его услышали за шумом, с которым грузили багаж через два вагона от них. Он обнял Бретт, ощутив, несмотря на пышные юбки, ее округлившийся животик. – Ты уж побереги этого малыша, о котором я не должен упоминать, и доберись до Сан-Франциско заблаговременно.

Их окутали клубы пара. Пахнущая лавандой щека Бретт была мокрой.

– Не беспокойся. Он родится в Калифорнии.

– Ты уверена, что это мальчик? – спросила Констанция.

– Абсолютно! – ответил Билли.

В новом широком пальто темно-серого цвета и галстуке более светлого тона он выглядел очень элегантно. Они с Констанцией обнялись, потом женщины обняли друг друга. Джордж пожал брату руку:

– Не стану скрывать, Билли, мне бы хотелось, чтобы ты остался в Пенсильвании.

– Слишком много воспоминаний на этом берегу Миссисипи. Я всегда любил Вест-Пойнт, но, как и ты, сыт армией по горло.

И тем, что армия заставила тебя делать, подумал Джордж.

– Да защитит Бог тебя и всех вас, – сказал Билли.

– И вас с Бретт, и вашего сына. Поскольку за религию в нашей семье отвечает Констанция, я попрошу ее молиться о том, чтобы море было спокойным, пока вы плывете к Южной Америке и вокруг мыса Горн.

– Там сейчас зима, но мы справимся.

Лучше, чем получается у меня, с глубокой грустью подумал Джордж. Она не отпускала его, вызывая беспричинную задумчивость и апатию с той самой ссоры со Стивенсом в Вашингтоне.

– Если ваш корабль будет стоять в Лос-Анджелесе достаточно долго, – сказала Констанция, – пожалуйста, загляните в адвокатскую контору моего отца, передайте, что я его люблю.

– Непременно, – кивнул Билли.

– По вагонам! – объявил кондуктор.

Стоя чуть в стороне, Патриция махала рукой отъезжавшим путешественникам. Уильям смотрел на симпатичную девушку, спешившую к последнему вагону. Продолжая улыбаться, Патриция прошипела ему:

– Помаши рукой, грубиян!

Уильям показал ей язык и махнул рукой.

Поезд тронулся. Джордж быстро пошел по платформе рядом с вагоном Билли и Бретт и закричал:

– Обязательно убедите Мадлен взять еще одну ссуду, если ей нужны деньги!

– Конечно! – крикнул в ответ Билли.

– Билли, сразу сообщи, как устроитесь! Пришли телеграмму!

– Обещаю! – (Паровоз засвистел.) – А ты сообщи, если станет что-нибудь известно о Чарльзе!

Джордж энергично закивал; поезд уже набирал ход.

Пока военное министерство не ответило на оба письма Билли с просьбой сообщить о местонахождении его лучшего друга, который предположительно должен был служить в кавалерии где-то на Западе.

Джордж побежал быстрее, размахивая шляпой и что-то крича, хотя его уже никто не слышал. Констанция звала мужа, прося вернуться. Поезд миновал платформу и пошел быстрее вдоль берега реки и старого русла канала. Билли и Бретт исчезли.

Как же Джордж завидовал их молодости, независимости! Восхищался их храбростью, ведь они решили переехать в штат, о котором только читали в старых путеводителях времен золотой лихорадки, не заслуживающих доверия. Впрочем, американцы в Калифорнии процветали. Четверо крупнейших предпринимателей, известных как Большая четверка, сейчас вели строительство самого сложного участка трансконтинентальной железной дороги через горы Сьерра-Невада, так что уже через каких-то несколько лет Тихоокеанское побережье будет связано с остальной страной. Билли твердо намеревался открыть свою строительную фирму, и никакие обещания Джорджа обеспечить ему прекрасное будущее на заводе Хазардов не могли его поколебать.

– Черт!.. – пробормотал Джордж, останавливаясь на краю платформы.

Прежде чем вернуться к своей семье, он смахнул слезы с глаз. Было понятно, что имел в виду брат, когда говорил о воспоминаниях, связанных с восточным берегом Миссисипи.

Как-то вечером они проговорили об этом несколько часов, когда в доме все уже спали. Война оставила в их душах глубокий след, навсегда изменив их обоих настолько глубоко и основательно, что они, возможно, этого еще даже не понимали.

Джордж рассказал о встрече с двумя отставниками перед его отъездом из Вашингтона. В баре отеля «Уиллард» они изрядно напились, и их потянуло на откровенность. Сначала один, потом второй признались, что чувствуют себя потерянными теперь, когда насыщенные переживаниями военные будни остались в прошлом.

Уже в глубокой ночи братья рассказали друг другу о мучивших их призраках. Билли не мог избавиться от воспоминаний о боевом товарище Лайдже Фармере, который погиб в бою, несмотря на свою непоколебимую веру в доброту Бога. Не мог он забыть и о тюрьме Либби; ему до сих пор снились кошмары о ней. Наверное, он бы там и умер, если бы не дерзкий побег, задуманный и осуществленный Чарльзом и Орри Мэйнами. А еще он слишком ярко помнил жестокий, холодный взгляд своего лучшего друга Чарльза, когда они встретились в конце войны.

Джордж никак не мог забыть тот день, когда узнал о смерти Орри, и те полчаса, которые он простоял на коленях возле его пустой могилы в Монт-Роял, после того как захоронил в ней письмо об их дружбе, написанное в шестьдесят первом году, но так и не отправленное. В письме он выражал надежду, что узы дружбы между Мэйнами и Хазардами выстоят в этой войне и, самое главное, что все члены их семей останутся в живых. Для Орри этим надеждам не суждено было сбыться.

Джордж вернулся к своей семье. Констанция сразу заметила подавленное настроение мужа. Она взяла его за руку, когда они шли к лакированному фаэтону, верх которого был откинут из-за августовской жары. Кучер открыл перед Хазардами дверцы, потом забрался на свое место и взмахнул кнутом над головами двух великолепных гнедых лошадей.

Мой город, думал Джордж, пока фаэтон катил вверх по склону. Джордж был главным совладельцем банка Лихай-Стейшн, имел более четверти акций; также ему принадлежал отель «Стейшн-Хаус», который сейчас высился слева, и почти треть домов в черте города. Большинство из них находились в деловом квартале вдоль реки, но было и четырнадцать основательных кирпичных зданий, построенных выше на склоне. Они сдавались в аренду мастерам завода Хазардов и нескольким богатым торговцам.

Пока фаэтон ехал дальше, Джордж внимательно оглядывал улицы, выискивая трех жертв войны, живших в этом городе. Первым он увидел слепого юношу, просившего милостыню на оживленном тротуаре рядом с универсальным магазином Пинкни Герберта. Парень с деревянной ногой им так и не встретился, зато в следующем квартале он заметил Тома Хасслера.

– Стой, Джером! Подожди минутку! – крикнул Джордж и выскочил из кареты.

Патриция и Уильям нетерпеливо вздохнули. Короткие ноги Джорджа быстро донесли его до юноши, которому он дал работу на своем заводе. Однако Том не смог справиться даже с самым простым делом, поэтому теперь бродил каждый день по городу, позвякивая жестяной банкой, в которую мать специально клала камешки, чтобы люди думали, будто юноше уже что-то подали. Джордж сунул в банку бумажку в десять долларов. Вид обвисших губ Тома и мертвых карих глаз всегда бесконечно расстраивал его. Как и двоим другим городским военным инвалидам, Тому Хасслеру не исполнилось еще и двадцати.