Налоговые меры императора Уди во многом объяснялись обеднением государства, разоренного своими победами. Над этой развалиной возвышались частные состояния, и финансовые феодалы добавляли свои злодейства к деяниям других крупных вассалов. К тому же если спекулянты образовывали мощные «незаконные сообщества», то и крупные вассалы были не из последних спекулянтов. Императорская налоговая политика главным образом вдохновлялась политическими соображениями: она стремилась ввести монаршее право, не прекращая разрушать право княжеское. Легисты вели эту работу с помощью финансовых подручных средств, обесценивания монет и неуравновешенности цен, что применялось одновременно для оправдания вводимых монополий. Так была образована общественная казна, причем это было сделано в ущерб частным сбережениям, включая и личную императорскую сокровищницу. С другой стороны, требовалось уравновесить бюджет. Он разрабатывался «с учетом жалованья чиновников и общественных расходов таким образом, чтобы определить размеры подушной подати». А войны, крупные работы, расходы по расселению людей на новых землях, увеличение численности гражданских чиновников и военных привели к разбуханию расходов, причем именно в тот момент, когда приобретает важность движимое имущество. Знаменательный факт: введение налогов на это движимое имущество отстаивалось новыми богатыми классами нации (промышленниками и торговцами), в то время как землевладельцы оставались сторонниками налогообложения крестьян и земли. Действительно, налог все еще не отличался от дани или подношения: он позволял приобрести знатность. Обогатившиеся коммерсанты и промышленники были готовы его уплачивать, соглашаясь даже на ограничение свободы торговли; они принимали и конкуренцию государства, и его законотворческую деятельность по уменьшению их доходов при условии, чтобы торговля перестала рассматриваться как позорящее занятие. Они мечтали о возможности становиться чиновниками. Ради того, чтобы им была открыта дорога к почестям, они вступали в борьбу с крупными землевладельцами и сторонниками наследственности должностей. В последних сохранялся старый дух феодальной знати. Они восставали против почестей, оказываемых в знак признания личных достоинств, кому бы те ни оказывались – профессиональным военным или служилым администраторам. Они решительно не допускали, чтобы заслугам отдавалось предпочтение перед рождением. Благодаря этому столкновению интересов постепенно устанавливался новый порядок. Со старым принципом, что верности государю в любом случае достаточно, сталкивался принцип использования компетентности. И некоторые умы, возвышаясь над мыслью о государе как простом создателе иерархического порядка, приходили к идее государства. В нем они видели не исключительно командное начало, а общерегулирующее учреждение.

В социальном, финансовом, денежном отношении обстановка была революционной. Обладай император Уди сколько-нибудь последовательным умом, он мог бы ею воспользоваться и создать при новом общественном порядке китайское государство. Своеобразное сочетание внутренних и внешних обстоятельств позволило бы китайскому общественному сознанию преодолеть феодальный дух. Но император рассуждал только о самом неотложном. Похоже, что он задумывался лишь о сиюминутном применении различных средств, отбрасываемых после того, как, достаточно послужив, они выглядели затрепанными, и новых людей, которых приносили в жертву сразу же после того, как они, в достаточной мере преуспев, приобретали личный авторитет. Из-за страхов самого деспота и близорукости императорских легистов Китай упустил редчайший случай стать прочным и организованным государством.

4. Цивилизаторская работа. По всей видимости, озабоченность созданием крепкого государства была слабее желания распространить китайскую цивилизацию. Император Уди великолепно поработал в этом направлении. Он предпринял попытку колонизировать земли народа из Ордоса; он начал заселение Ганьсу и Маньчжурии; вместе с бассейном реки Хуай и южным побережьем он окончательно приобрел для Китая весь громадный край Синей реки.

В 120 г. северная область излучины Желтой реки приняла, как мы видели, большое количество китайских переселенцев. Свыше ста тысяч человек были туда отправлены дополнительно: им поручалось соорудить длинную стену и ее охранять. Для орошения края с целью сделать его обитаемым предприняли попытку проложить там канал: он обошелся более чем в миллиард монет, и там трудились многие тьмы рабочих. Попробовали заниматься скотоводством. «Чиновники одалживали кобылиц, которых следовало вернуть через три года с жеребенком на каждые десять предоставленных лошадей». Специальным чиновникам было поручено разделить земли на владения, предоставляемые в кредит; объединившись в группы, они следили за поселенцами. Желание создать укрепление, господствовавшее над Центральной Монголией и затыкающее речную щель, через которую варвары проникали к самому сердцу Китая, было столь велико, что не останавливались перед расходами, достигавшими «невообразимых сумм».

Заселение маньчжурских земель Цанхай в 128–108 гг. велось с таким же упорством и было не менее дорогостоящим. Заинтересованность в этом прорыве на северо-восток была велика. Благодаря ему надеялись расколоть северных варваров. И действительно, вдоль всей восточной части Великой стены расселили врагов сюнну, воеточных хусцев. Рассчитывали, что в результате удастся установить господство над Печилийским заливом, а также над транспортными путями с Кореей. Это освоение северо-востока вызвало волнения в Чжили и Шаньдуне, ибо оно «разоряло страны Янь и Ци», то есть провинции, слабее других связанные с Китаем. Действительно, крупные вассалы востока были наибольшими интриганами. Их поползновения к независимости, по всей видимости, сопровождались политикой на море. Для того чтобы добиться их покорности, императору пришлось обзавестись собственным флотом и их изолировать. Он пытался установить контроль над Желтым морем и заселить южное побережье.

Князь с юга Шаньдуна очень хотел бы, чтобы император отказался от завоевания страны юэсцев. Император ответил не только тем, что осуществил намеченный захват, но еще и заселением бассейна реки Хуай. При этом он осуществил смешение племен. В 138 г. сюда перевезли 40 000 туземцев из Дунъоу (Чжэцзян), а в 110 г. – всех обитателей Дунъюэ. К тому же в 115 г. после наводнения сюда же привезли большую массу китайских поселенцев. Их было так много, что чиновники, отвечавшие за переселение, образовали на дороге своими экипажами «непрерывную цепь». С другой стороны, китайских переселенцев направляли на юг от Синей реки и первоначально кормили зерном, доставляемым из Сычуани. Канал, а именно Нинъ-ань, соединил между собой бассейны Сицзян и Янцзыцзян. Поход на Кантон совершался с помощью многопалубных кораблей с юга. Империя присоединила к себе народ моряков. Императорская власть прочно закрепилась по всему китайскому Востоку.

Весь бассейн Синей реки был организован в округа. Новых округов было образовано семнадцать. «Ими управляли в соответствии с давними обычаями. (С обитателей) не требовали ни налогов, ни повинностей». Расходы по переселению брали на себя старейшие соседние округа. Похоже, что ассимиляция протекала медленно, она требовала неторопливости и осторожности. Часто вспыхивали мятежи. Были проделаны крупные работы: соединивший реки Бао и Е канал установил связь между бассейнами рек Вэй и Хуанхэ с реками Хань и Янцзы. Этот огромный путь был продлен к юго-западу, дополнив созданную Цинь Ши Хуанди дорожную сеть. «Среди людей Цюн и Пе в южной Сычуани щедро раздавались подарки, чтобы получить их поддержку». Затем «самых смелых приглашали отправиться на освоение земель варваров Юга» (деньги предоставлялись старыми округами Сычуани).