Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сбежать отсюда не удастся. Но может, еще получится договориться.
– Что вам от меня нужно? – мрачно спросил Яр.
– А вот это деловой разговор, – Шахов криво улыбнулся и поморщился, схватившись за седой висок. Давали о себе знать последствия вчерашнего гипноза.
Пока Шахов болезненно тер висок, Яр успел близко рассмотреть золотую запонку на его рукаве – она была явно старинной, с историей. Рубины в глазах льва сверкнули глубиной, как будто таили в себе особенную магию. Как лунные камни в кольцах подчинения.
– Вставай.
Яр удивленно вскинул глаза.
– Вы меня отпускаете?
– Ты переезжаешь. – Шахов кивнул охранникам и снова поморщился от головной боли.
Охранники шагнули к койке. Один вынул из-за спины резиновые шлепанцы и с кривой ухмылкой поставил Яру под ноги. Яр оценил юмор – в таких тапках не разбежишься.
– Только без фокусов, – предупредил его Шахов и передал одному из мордоворотов ключ от наручников.
– А то что? Опять меня усыпите?
– Ты не пытаешься сбежать, а мы подержим тебя под наблюдением. – Шахов поправил сбившуюся золотую запонку на рукаве. – Как тебе такая сделка?
– Это называется сделка? – проскрежетал Яр. Да он над ним издевается!
– Ах, да, забыл сказать. – Шахов вынул из портфеля несколько листов и швырнул на постель Яра. – Твои друзья не пострадают.
Яр резко присел на койке и свободной рукой придвинул снимки. На черно-белых кадрах, снятых камерой видеонаблюдения, были Соня, Лис, Муромец, Марк, Вика и две незнакомые девушки. Яр узнал двор лаборатории и кабинет Полозова. Снимки запечатлели момент драки с наемниками в масках и то, как его друзья в спешке покидали лабораторию.
– Что там произошло? – У Яра перехватило дыхание от тревоги за друзей и неизвестности.
– Ничего страшного. Пока.
Яру не понравилась его интонация, таившая угрозу.
– Пока? – Он поднял потемневший взгляд от снимков на Шахова.
– Один из твоих друзей был так неосторожен, что схватился за пистолет. – Шахов бросил поверх бумаг снимок из кабинета, на котором было видно, как Лис, стоя у раскрытого окна, держит пистолет.
– Он выстрелил? – дрогнул Яр. Пожалуйста, только не Лис! Его друг не может стать убийцей, даже по случайности. Это его убьет.
Шахов усмехнулся, заставив его похолодеть.
– Нет. Но на пистолете остались отпечатки пальцев. И кто знает, кого могут застрелить из этого оружия…
Угроза прозвучала вполне ясно. Если Яр попытается бежать, Лиса выставят виновным в убийстве. Яр не сомневался, что у Шахова есть способы это устроить.
– Не трогайте Лиса, – Яр стиснул зубы.
– От тебя зависит, – Шахов дал знак охраннику, и тот отстегнул наручники.
Яр потер затекшее запястье и, с трудом сдерживая ярость, взглянул на Шахова.
– Что вам нужно?
– Это другой разговор. – Шахов довольно кивнул и снова поморщился.
На этот раз Яр не ощутил вины за вчерашний гипноз. Мигрень – слишком малая расплата за то, что Шахов хотел сделать с Лисом.
– Следуй за мной. – Шахов вышел из палаты, и Яру не оставалось ничего другого, как повиноваться.
Яр ожидал чего угодно – что его отведут на опыты, бросят на тренировку, отправят на задание. Но когда Шахов привел его в палату к умирающей пациентке, Яр растерянно замер на пороге.
– Зачем мы здесь? – Он бросил настороженный взгляд на ее койку. Девушка еще была жива, приборы, к которым она оставалась подключена, мерно попискивали. Исчез аппарат искусственного дыхания – похоже, в нем больше не было необходимости. Зато рядом у стены появилась пустая кровать.
– Ты останешься здесь. – Шахов взглядом указал на новую койку.
– Зачем? – Яр окончательно перестал что-то понимать. – У вас нехватка мест? Или это камера смертников? Поэтому тут нет окон?
Шахов дернул щекой и шагнул к нему, занеся руку для удара. Яр машинально скользнул в сторону, так что пощечина вхолостую прошила воздух. Шахов растерянно моргнул, словно не понимая, как такое могло случиться, и опустил руку.
– А, это и есть ваши хваленые лунатические штуки… – Он покачал головой, глядя на резиновый шлепанец на полу, слетевший с Яра, а затем в упор взглянул на него самого. – Запомни, парень. От ее жизни теперь зависит твоя жизнь.
Яр окончательно перестал что-либо понимать. А Шахов, не потрудившись ничего объяснить, стремительно вышел за дверь и запер палату.
Яр растерянно посмотрел ему вслед, обул слетевший шлепанец и шагнул к койке, на которой лежала незнакомка.
– Ну, привет, соседка.
Девушка по-прежнему находилась без сознания и не слышала его. Но сегодня Яру показалось, что ее состояние слегла улучшилось. Может, все дело в уродливой трубке, которая исчезла из ее рта. Теперь незнакомка не выглядела умирающей, просто спящей. Он наконец смог рассмотреть ее лицо – черты лица болезненно заострились, но были довольно приятными. Должно быть, до того, как она попала сюда, она была красоткой.
Яр осторожно коснулся ее руки – уже не такой пугающе-ледяной, как вчера. Даже кожа, не покрытая синяками, слегка порозовела.
– Надеюсь, ты не храпишь?
Ему показалось, что тонкие пальцы дрогнули, как будто девушка среагировала на его шутку. Но сколько он ни вглядывался в ее лицо, длинные ресницы даже не шелохнулись.
Где бы ни находилась душа спящей девушки, она была очень далеко отсюда.
– И вы думаете, это сработает? – Доктор Лазарев кашлянул, отрываясь от монитора, на котором Яр держал за руку пациентку.
– Она не приходила в сознание двое суток. Вы говорили, что шансов почти нет. Наш целитель оказался совершенно бесполезен. А вчера этот парень подержал ее за руку, и она очнулась! – Шахов сверлил монитор нетерпеливым взглядом, как будто ждал, что сейчас его дочь встанет с койки и потребует принести ей завтрак.
– Всего на минуту, – робко заметил Лазарев. – Я даже не успел добежать до палаты. А затем она снова впала в кому.
Шахов в бешенстве повернулся к нему, и доктор отшатнулся.
– Он будет находиться рядом с ней днем и ночью, – отчеканил Шахов. – А вы не станете спускать с них глаз.
Лазарев торопливо кивнул.
– Если вы считаете, что для нее так лучше…
На мониторе Яр отошел от постели пациентки и сел на свою койку.
– Вы ему сказали? – Лазарев покосился на Шахова. – Что она ваша дочь?
– Пусть она сама ему об этом скажет. Когда очнется.
Доктор отвел глаза. У него были большие сомнения в том, что Эмма очнется. А тем более, что она сможет говорить и двигаться. Но сказать об этом ее отцу он, конечно, не решился.