В квартал Сен-Франсуа, к фонтану Кораля.

Дай мне в невинности, как в детстве, оглядеться,

Где пахнет тиною застылая земля,

Где снег с дождем бредут дорожкою окольной,

И крыши городка мокры от этих струй,

Девчачий хоровод у местной колокольни,

И карусель, и мой забытый поцелуй…

Опять защемило сердце. Пора было наполнить бокалы.

— Сегодня возвращайтесь домой пораньше, — попросил Рафаэль актеров. — И не забудьте, завтра играем. И еще. Скажите себе, что, как бы все ни сложилось, мы всегда будем играть.

Городов, в которых гастролировала труппа, «Месье ожидал» совсем не видела. Точно так же, как при ее первом путешествии на автобусе, когда вместе с «Без вас» и «Не зная весны» она навсегда покинула ателье мсье Альбера, жакетка разве что различала звуки — шум поездов да названия вокзалов.

«Дядю Ваню» сыграли с большим успехом, и надежды Рафаэля сбылись: он смог поставить и «Чайку», и «Трех сестер». Так что, побыв Соней, «Месье ожидал» на протяжении многих театральных сезонов поочередно была Ириной, а потом Наташей. А затем, подобно тому, как это случается в мире готового платья, наступил мертвый сезон. Труппа распалась, и «Месье ожидал», почищенная и проглаженная, опять оказалась в корзинах Траонуеза.

Еще несколько раз ее выуживали оттуда, чтобы использовать в других спектаклях, на других гастролях, но всякий раз, все более потертая и затасканная, она возвращалась обратно.

Позже ее за смехотворную цену приобрела молодая фокусница Алиса, ученица Ченнинга Поллока.

Для представления в Зимнем Цирке она подготовила номер с дрессированными птицами. Алиса была одета пугалом, но в цилиндре на голове и с «Месье ожидал» на плечах; к жакетке по бокам были приторочены наружные карманы, и вместо того, чтобы отпугивать прожорливых птиц — это-то больше всего и веселило детишек, — она давала им приют.

Из перевернутого цилиндра вылетали голуби и, деликатно полакомившись гроздьями черешни, которые сережками свисали с ушек девушки, некоторое время порхали над восхищенными зрителями, а потом вновь скрывались в шляпе. Более мелких птах, попугайчиков и канареек, Алиса научила передавать из клювика в клювик соломинку, пока они сидели на кончиках ее пальцев. После чего птицы одна за другой прятались в наполненных зерном карманах «Месье ожидал».

Сначала, несмотря на не слишком эстетичные карманы, которыми ее наградили, идея этого представления, снова давшего ей возможность покинуть корзину старьевщика, очаровала «Месье ожидал». Но когда она поняла, что вопреки расхожему мнению, птички вовсе не дрессируются, а всего лишь приучаются искать зерно в нужном месте, жакетка была разочарована. Достаточно было немного понаблюдать за их поведением, чтобы догадаться, что если птицы прячутся в убежище, предоставленное им человеком, то причина тому — всего лишь ожидающий их там корм.

Чтобы хватать зерна, птичьи клювы, конические или загнутые, снабжены зазубринами и выемками. Можно представить, во что превратились карманы «Месье ожидал» после нескольких представлений.

Жакетка полюбила Алису, но каждый вечер, пока зрители аплодировали, плакала от печали и боли. Это продолжалось чуть более трех недель, после чего она оказалась на складе торговца уцененной одеждой, который за несколько франков избавлялся от своего товара на рынках городских предместий.

Смешавшись с другой одеждой, она провела некоторое время между парижскими пригородами — Монружем, Ванвом, Лила, Баньоле. И наконец, в Монтрёе, на рынке, расположенном в конце Парижской улицы, какая-то молодая женщина купила ее, даже не удосужившись примерить.

Перешитая, почищенная, выглаженная и подлеченная, но усталая от прожитой жизни «Месье ожидал» в середине шестидесятых годов оказалась в одном из залов музея Карнавале на выставке под названием «Париж, 1944–1954».

Эта выставка продолжала ту, что была открыта с 11 ноября по 31 декабря 1944 года в связи с Освобождением Парижа, но по замыслу рабочей группы должна была быть расширена за счет предметов быта. Предполагалось, что, впервые увидев многие вещи в экспозиции, посетители почувствуют себя свидетелями собственной жизни. Поиск этих предметов, который, как полагали, будет долгим, трудоемким и тонким делом, был поручен нескольким специалистам.

Установка, данная историками в самом начале проекта, сводилась к следующему: экспонировать не то, что красиво, а то, у чего есть история, и то, что ее рассказывает.

Так что никакой одежды от Кристиана Диора, Жака Фата, Жанны Ланвен или Скьяпарелли — только то, что встречается на улице.

Вот почему Одиль, ставшая одним из этих специалистов, в поисках одежды, вышедшей из того же ателье, что и «Не зная весны», уже взятая ею у подруги, чудом натолкнувшись на «Месье ожидал», поспешила, не торгуясь, купить ее.

Итак, более тематически, нежели хронологически, выставка продолжала ту, что прошла в 1944 году.

Как и в прошлый раз, экспозиция была наполнена героическими картинами: сделанные из булыжника и мешков с песком баррикады, откуда французы бросают гранаты; изготовление бутылок с зажигательной смесью; спасатели общества Красного Креста; танковое сражение в Люксембургском саду; брошенный немецкий танк; парижане, приветствующие прибытие войск маршала Леклерка; де Голль возле Триумфальной арки и Леклерк перед Нотр-Дам; трехцветные флаги и флаги союзников в окнах и на автомобилях; скомпонованные в гигантскую фреску двадцать восемь парижских газет, вышедших в один и тот же день с одинаковыми заголовками «Смерть бошам и предателям!».

Посетители выставки шаг за шагом продвигались по всему десятилетию, из года в год; они были современниками этих лет, представленных здесь как прошлое, и пришли, казалось, не для того, чтобы узнать, а чтобы подтвердить это. Лучше сказать, чтобы вспомнить.

Преддверием к дальнейшей экспозиции стала эпоха вокруг 8 мая 1945 года; здесь были представлены фотографии, свидетельствующие о том, как люди переживали обновление, эти драгоценные моменты, когда личное перестает заслонять общечеловеческое: дети, играющие в мяч; велогонки на Зимнем велодроме; раздача мешков с углем; вечер в опере; республиканская конная гвардия; премьера во дворце Шайо «Великого диктатора» Чарли Чаплина в честь Первой французской армии; и балы, много балов в ознаменование капитуляции нацистской Германии. Однако ни одной фотографии выживших в концентрационных лагерях и прибывших в отель «Лютеция». Глаза уцелевших, очевидно, не пригодились для истории повседневной жизни этого года.

«Сладость быть живым, горечь знания».

Под защитой стеклянной витрины экспонировались вышедшие в издательстве «Минюи» «Лицом к лицу с немцами» Поля Элюара, «Французская Диана» Арагона и «Молчание моря» Веркора…

С самого начала экскурсию по экспозиции воспоминаний сопровождала песня «Цветок Парижа» в исполнении Мориса Шевалье: «…ведь этот цветок, как цвет / нам возвращенных лет…»