Джарвис никогда в жизни не любил ни одну женщину своей расы и не спал ни с одной из них – он попросту их боялся. Рядом с этими холодными, как статуи, красавицами, чья красота была в равной степени нарочитой и шаблонной, он каждый раз впадал в острейший комплекс неполноценности. С веселыми и румяными короткоживущими женщинами, от судомоек до аристократок, было не в пример проще – те из них, кому приходилась по вкусу его экзотическая внешность, прощали за нее и незнание этикета, и неловкое обхождение. Не особо напрягаясь, Джарвис получал от них и удовольствие на одну ночь, и любовную интрижку на месяц-другой…

– Нравлюсь я тебе, мой лорд? – тихо спросила снежноволосая женщина голосом Тайах. Сделав шаг, она медленно опустила руки Джарвису на плечи, слегка лаская их кончиками пальцев сквозь тонкую рубашку. Властная притягательность, что затаенно мерцала в сборщице глициний, как огонек лампы под сеткой, теперь поднялась, расцвела и обрушилась на Джарвиса ослепительным пламенем. Меналийская красавица приблизила лицо и коснулась губ принца своими, еще более яркими, чем даже у Нисады…

Джарвис высвободился из ее объятий не без усилия.

– Не унижайся так, – выговорил он еле слышно. – Будь Тайах или Тайбэллин, или кем хочешь – но так не надо. Не унижайся сама и не унижай меня.

Женщина отдернула руки, словно обжегшись. Идеально правильную маску сломало странное неловкое выражение, и Джарвис вздохнул с облегчением, когда «лик Менаэ» снова стал лицом монахини-алхимика. Впрочем, его он тоже созерцал лишь несколько мгновений – девушка торопливо вернула на лицо болтавшуюся на шее полумаску с вуалью.

– По-моему, ты очень хороший человек, – продолжил Джарвис чуть увереннее. – И раз ты готова пойти на такое, чтобы расплатиться со случайным знакомым, значит, тебе действительно до зарезу нужно добыть эту книгу. Я буду с тобой до конца, без всякой платы. Что от меня требуется, Тайбэллин?

– Просто Тай, – глухо отозвалась она, садясь на кровать. – Так меня зовут друзья. Тайбэллин – имя для дня, Тайах – имя, рожденное в Замке, а Тай – просто мое имя. Так и зови.

– Хорошо, Тай, – Джарвис присел рядом и осторожно коснулся ее пальцев, обтянутых черным бархатом. – Что я должен сделать?

– Раз ты знаешь, что я алхимик, значит, мать Файял уже похвасталась перед тобой моими умениями, – эту фразу Тай произнесла с какой-то мрачной иронией. – Сие упрощает процедуру. Завтра утром, когда снова будешь разговаривать с ней, ты скажешь, что тебе позарез нужен человек, умеющий определять и обезвреживать различные яды – а в нашем монастыре это умею заведомо я одна. Моя предшественница на занимаемой должности, сестра Рогрет, не в счет – она уже пять лет как ослепла на оба глаза. Этот довод будет для нашей настоятельницы покрепче скипидарной клизмы, и девять против одного за то, что она все-таки меня отпустит. А дальше я под твоим конвоем проследую туда, откуда можно отплыть на Скалистый остров.

– То есть, скорее всего, в Менаэ-Соланн, – уточнил Джарвис.

– В Менаэ-Соланн так в Менаэ-Соланн. Тебе виднее.

– Но чем я объясню свою потребность в специалисте по ядам?

– А это придумай сам, – с завидным спокойствием бросила Тай. – Я же не знаю, ни куда ты ехал до того, как мы сбили тебя с пути, ни что поведал об этом матери Файял. Ладно, пошли к Берри и Нисаде, сообщим им, что дело выгорело…

Остаток ночи Джарвис проворочался без сна, тщетно пытаясь придумать, зачем ему нужно определять и обезвреживать яды, но так ничего стоящего и не придумал. Осталось уповать все на то же извечное новоменалийское почтение к его расе, которым как-то незаметно пропитались даже салниры.

«Прав был старый Анхорайни, – тоскливо подумал он. – Замок и в самом деле что-то вроде драконьего помета: достаточно один раз вступить – и уже ни в жизнь не отскребешься от этой дряни. Не путем, так через левое ухо, как говорят в Лурраге – но достанет все равно!»

А в это время в сотне шагов от него в своей келье точно так же ворочалась без сна молодая монахиня…

…Опять в обличье морской расы, тварь ненавистная. Таится за колонной, стараясь не привлекать к себе внимания, но белые одежды льдисто и загадочно сияют в полумраке, снова и снова притягивая взор. Наблюдает. Его внимание, кажется, можно рукой потрогать. Решил поразвлечься, выбирает очередную жертву из новеньких? Похоже на то. Могла бы – вот прямо сейчас подошла бы и, спокойно глядя в глаза, перерезала глотку. Как жаль, что этому моему желанию никогда не исполниться…

Она подошла еще ближе, уговаривая себя, что понаблюдает за своим врагом самую малость, только до тех пор, пока остается незамеченной, а потом просто покажет язык и сбежит.

Странно, сегодня он не носит маски. Конечно, столь блистательный и несходный с человеческим облик – сам по себе маска, но все-таки не хватает в его красоте некого безумия, не поставлена печать, удостоверяющая окончательную принадлежность к Замку. Например, пара серебряных цепочек, петлями свисающих с украшенного рубином обруча и обрамляющих глаза, скрадывая остальные черты лица… да и сами черты, если постараться, можно было бы дорисовать до окончательного блеска. Зато рука в белой перчатке, покоящаяся на затейливом эфесе меча в эмалевых ножнах – само совершенство…

На эфесе меча?!

Элори не носил с собой оружия никогда, возводя это почти в принцип – «я подчиняю иначе». В случае же атаки кого-то недовольного ему ничего не стоило сотворить себе клинок прямо из воздуха. А значит, прекрасный долгоживущий в белом плаще, похожем на прильнувший к плечам туман, ни в коем случае не был ее врагом.

В этот миг он повернулся прямо к ней, смотря на нее – и не видя, надежно укрытую тенью колонны. Эмоции неуловимыми тенями пробегали по незащищенному лицу, и преобладающей была настороженность, недоверие к этому месту. Все, буквально все обличало в нем человека, попавшего в Замок впервые. Но тогда откуда эта отточенность избранного облика, откуда почти безошибочное попадание в то, что считается здесь совершенством? Неужели… она задохнулась, боясь даже мысленно развернуть догадку, молнией блеснувшую в ее сознании… неужели тот, кого она не устает ждать все эти три года, снова вернулся к ней?!

Разумеется, в первые пять минут он притворится, что не знаком с нею. Вот сейчас она сделает шаг к нему, а он повернется и с чуть смущенной улыбкой скажет: «Простите, госпожа, я здесь впервые и просто теряюсь…» – и лишь смех в раскосых фиалковых глазах выдаст ей радость от встречи после трехлетней разлуки. И тогда она увлечет его в круг, и когда весь мир превратится в бешено вращающийся калейдоскоп, и только его глаза напротив останутся неподвижными, произнесет лишь одно слово: «Ты?» – и услышит в ответ: «Ну конечно, я! Здравствуй, Тайах!»

Она не шагнула – перетекла из тени в свет и встретилась с ним взглядом. Ну же, ну!..

Он молчал, глядя на нее – и не узнавая. Никакой искры не промелькнуло в удивительных глазах, а с лица не сходило выражение настороженности.

– Тиндалл! – произнесла она одними губами в последней тающей надежде, что это все-таки он, просто почему-то переигрывает. Прекрасное лицо дрогнуло, но не в узнавании, а лишь в мучительной попытке понять.