— Жопой он пахнет! Какая разница?

Еще за столом сидел американец. Откуда он взялся, я не заметил. У него был нависающий на брючный ремень живот и редкие черные волосы. На белой коже головы они казались ненастоящими. Я сходил в туалет. Там была очередь. Некоторое время я прикидывал, а не пописать ли в раковину? Когда я вернулся, Женя, поджав губы, слушал, как Марина смеется над тем, что говорит американец.

— Ты чего?

— Да нет. Все супер.

— Он к ней пристает?

— Хрен его знает. Я почти не понимаю, если честно. Вроде бы нет.

— Эй, мистер! Эта девушка пришла сюда с бой-френдом!

— Прекрати!

Американец не обиделся. Он в курсе. Они с Юджином уже познакомились. Я кивнул и подумал, какой я отличный парень... джентльмен. Потом снова выпил с радиотелефоном. Американец непонятным образом оказался рядом. Иногда я подливал виски ему в бокал. Напиток отвратительно пах самогоном. Я каждый раз мешал его с водой.

Американец спросил, как меня зовут. Он признался, что ему уже тридцать восемь. В родном Огайо у него есть жена и дети. Вроде бы две девочки. Уже взрослые. «За детей!» — сказал я. После следующего бокала я сказал, что работаю в газете. Сигаретная пачка, лежавшая на столе, сложно расплывалась в глазах.

— Марина очень красивая девушка.

— Однозначно!

— Она твоя подружка?

— Она подружка Жени.

— Это я знаю.

Мы выпили.

— Как русские ухаживают за девушками?

— Русские не ухаживают за девушками приятелей. Русские за такие вещи бьют в лицо.

— Это я знаю.

— А вообще-то мы дарим девушкам цветы.

Он посидел, посмеялся над тем, что говорил радиотелефон, потом помолчал и исчез. Кто-то из соседей пил виски прямо из горлышка. На тонкой шее его голова напоминала весенний цветок. Марина смеялась. По скулам у нее расползались пунцовые пятна. Я снова удивился, насколько они с Кариной похожи.

— Ого!

В руке вынырнувший американец держал двухметровую пластиковую пальму. Она была разлапистая, нереально зеленая и, наверное, очень тяжелая. Американец сказал, что выдернул ее из кадки на лестнице. Цветов купить было негде. От удовольствия его красный носик даже блестел.

— Это мне?

Марина широко улыбалась. Ее отличные зубы были видны на восемь в каждую сторону. Хмыкая и качая головами, все решили, что американец достоин поцелуя. Марина выкарабкалась из низкого кресла. Рядом с ней американец был похож на мавританского карлика, стоящего с опахалом у ложа своей белой госпожи. Женя смотрел в другую сторону. Когда официантка вытирала со стола, он убрал в карман свои дешевые сигареты.

Около полуночи администраторша сказала, что мероприятие окончено. Кафе закрывается. Я попробовал уговорить ее немного выпить. За столом осталось всего несколько человек. Зал был усыпан недоеденными яйцами.

— Не хочется расходиться.

— Та же фигня.

— А куда пойдем?

— А куда можно?

Все посмотрели на меня. Я сказал, что неподалеку есть клуб «Грешники».

— Только у меня денег очень немного.

— Не проблема.

— А что там, в «Грешниках»?

— Танцы. Рейв, пиво. Байсекшуал-шоу.

— О-о!

Такси решили ловить не на Мойке, а пройдя через проходной двор до Конюшенной. В длинных, как туннели, подворотнях мы казались стадом мустангов. Где-то на полпути Марина рассмеялась и сказала, что сперла со стола красивый графин из-под воды. Все тоже посмеялись. Американец сказал, что украл не пустой графин, а целую бутылку «Chivas Reagal».

«Молодчага!» — хлопнул его радиотелефон. Как самый богатый, он взял на себя роль организатора.

— Нужно разделяться. В одну тачку все равно не влезем. Я стану ловить тут, а вы отойдите подальше.

Машины брызгали из-под колес бляшками тяжелого, цвета кофе, снега. Я отпрыгивал от края тротуара и поддергивал полы плаща. Такси остановилось быстро. Почему Женя не сел с нами, я так и не понял. Я сидел на переднем сиденье и грел руки в карманах. В зеркало заднего обзора мне было видно, как целуются Марина и американец. Лежащая на ее груди короткопалая лапа казалась огромной, как ковш экскаватора. Запрокинутые головы выглядели, наоборот, карикатурно маленькими. Иногда колеса пробуксовывали в тающем снеге.

— Янки, гоу хоум!

Пьяный радиотелефон вывалился из машины. По пути они куда-то заехали, подкупили пивка. Бутылка с синей этикеткой виднелась и в Жениной руке. Мы прошли через кованые двери клуба. На первом этаже «Грешников» расположен ресторан. К основному веселью нужно подниматься по узенькой лестнице. Мы поднялись.

Бухающие басы били по ушам. По одежде ползали сполохи липкого зеленого света. Танцоры в обтягивающих футболочках толклись перед зеркалом. «Что пьем?» — орали все разом. Я не люблю громкую музыку. Вернее, люблю, но не рейв. Несколько раз, пригибаясь к столу, я отхлебывал из пронесенной с собой бутылки. Потом поднялся на балкон. Оттуда танцпол был хорошо виден, а музыка не так давила. Хорошо бы выпить пива, но денег совсем не осталось. Стрельнуть у американца? У Марины, как я помнил, денег тоже не было.

Я закурил.

— А я тебя ищу! Чего ты здесь сидишь? Ты же говоришь по-английски?

— В меру сил.

— Что значит это слово?

На салфетке было написано и зачеркнуто множество цифр. Перед каждой стоял значок $. Красивый Маринин ноготь упирался в слово «blow-job».

— Оральный секс.

— Что?

Музыка стучала отвратительно громко.

— О!-раль!-ный!-секс! С какой целью интересуешься?

Марина махнула рукой и убежала вниз. Чтобы не упасть, она двумя руками держалась за перила. В «Грешниках» чертовски неудобные лестницы. Часов в пять американец стал прощаться. Аккуратно пожал всем руку — Жене тоже — и ушел. Марина сбегала на улицу, в круглосуточный обменник, и угостила меня текилой. У нее же я одолжил немного денег на такси. Брести домой по грязи и слякоти не хотелось. За окном машины было уже утро. Вдоль поребриков текла серая, гранитная вода.

Проснулся я только к обеду. Снова почувствовал, что грязен, похмелен, разбит. Поворочался в постели, потаращился в окно. Вставать не хотелось. Я доковылял до туалета. Там-то все и понял.

«Мазефака!» — сказал я.

* * *

В том году мне исполнилось четырнадцать. Была весна. Все только и говорили о рванувшей Чернобыльской АЭС.

Сколько же лет назад это было?

Вместе с парнем по кличке Лис я жил в полурасселенной квартире на Таврической. Лис уверял, что только что сбежал из колпинской колонии для несовершеннолетних. Как его звали на самом деле, я не спрашивал. В квартире нам принадлежали две смежные комнаты с оборванными обоями и наваленными на пол матрасами. Плюс конфорка на коммунальной плите. Когда становилось совсем нечего есть, мы ходили грабить посетителей модного дискобара «Вена». Или отправлялись на Университетскую набережную танцевать брейк-данс.