Стиснув зубы, я проглотил ком, вставший в горле, и выговорил:

— Ты хочешь оставить этого ребенка?

— Если получится, — кивнула Наташа. — Врачи сказали, что у меня угроза выкидыша. В моем возрасте уже довольно опасно рожать. Но если этот малыш выживет, может быть он станет нашим с тобой искуплением? — с надеждой посмотрела на меня.

Искупление… Я знал, что тогда поступил как последний трус. Мне надо было стать мужчиной, а я предпочел остаться мальчишкой, позволившим решать мою судьбу родителям. Учеба в Англии или забота о чужом ребенке. Образование и мечты о собственном деле или обучение в российском ВУЗе и бессонные ночи рядом с девушкой, которую изнасиловал лучший друг. Отец сразу сказал, едва я только заикнулся об отмене учебы в Оксфорде, что если я выберу второй вариант и решу остаться и жениться на Наташе, на его помощь могу не рассчитывать. Жить без денег и без образования… Я струсил и буквально на следующий день уехал с Англию, даже не попрощавшись с Наташей. И она святой человек, что не держала на меня зла все эти годы.

Искупление… Может быть вот оно, мое искупление? Ребенок, данный нам с Наташей, как второй шанс?.. Может быть, если бы не одно «но», разбивающее вдребезги всю идеальную картину нашего будущего. Олеся. Я просто не смогу смотреть ей в глаза. Я не смогу не чувствовать к ней то, что чувствую сейчас. Я не верю в то, что это всего лишь увлечение. Я люблю её. Люблю и не могу отказаться от неё. Не в этот раз. Я давно уже не сопливый мальчишка, боявшийся оказаться без родительских денег. Слава богу, повзрослел.

— Он должен родиться, — утвердительно кивнул я. — Но, Наташ, я не женюсь на тебе.

Она смотрела на меня, чуть хмуря брови. Волосы её, всегда идеально уложенные, сейчас были собраны в небрежную косу. Без тени косметики, несмотря на бледноту, она все-таки была нереально красива. Но уже не моя. Не моя.

— Это из-за Олеси? — спросила она.

И тут я окончательно понял, что она все знает.

— Из-за неё, — не стал увиливать я.

Наташа отвела взгляд и утвердительно кивнула.

— Так я и знала. Когда… когда между вами это началось?

— Какой смысл говорить сейчас об Олесе, Наташ?

— Я имею право знать, когда ты начал трахать мою дочь, Агатов! — Она вцепилась в мое лицо гневным взглядом и, повысив голос, заговорила: — Ты правда думал, что я настолько дура, что ничего не замечу? Правда думаешь, что не сложу два плюс два, когда она вдруг уехала, а тебе срочно понадобилось по делам в Америку? Ты изменял мне с собственной дочерью, Руслан!

— Прости, — выдавил я. Наташа продолжала смотреть на меня со смесью ярости и боли, и я понимал, что это на самом деле выглядит отвратительно, если смотреть с её стороны. Есть я, Олеся. И есть Наташа. А теперь и ребенок. Блять! Что же как все закрутилось-то? — Когда ты узнала?

Она как-то разочарованно усмехнулась.

— В тот день, когда мы были дома, когда… Олеся устроила истерику и уехала. Тогда и поняла, что она для тебя что-то значит. Я хотела добиться от вас обоих признания, а получила спектакль, — пожала плечами она. В глазах её застыли слезы, и от этого мне было так погано! Ненавижу себя за эти слезы. И за слезы Леси ненавижу… — Ты же говорил, что любишь меня, Руслан. Неужели твои чувства к Олесе настолько сильны?

— Сильны. — Я не мог врать ей, глядя в глаза. Не мог, черт подери! Вскочив со стула, я схватился за голову и зарычал в бессилии. — Прости меня! — посмотрел на неё в отчаянии. — Прости, что снова влез в твою жизнь, прости, что испортил твои отношения с дочерью, прости за прошлое, Наташа… Но я не смогу отказаться от неё. Я люблю её. Люблю.

— А она? — спросила Наташа, не сводя с меня взгляда. Теперь она казалась спокойной, будто бы тот факт, что мы с Олесей вместе её всего лишь возмутил, но никак не расстроил. Скорее всего, это лишь видимость, всего лишь попытка держать лицо. Что же, у Наташи отлично выходит. Я почти поверил.

— Она тоже любит меня.

— Она говорила тебе?

— К чему ты клонишь, Наташ? — нахмурившись, я оперся руками о спинку постели.

— Олеся молодая девчонка. У неё ветер в голове гуляет, Руслан. Ты правда думаешь, что ей нужны серьезные отношения? Брак, дети… тебе же это нужно. Но тебе почти сорок, а ей только двадцать. У неё вся жизнь впереди, а ты…

— Такое чувство, что я дряхлый старик! — воскликнул я, на что Наташа улыбнулась и произнесла:

— Конечно нет. Но у вас разные ценности, разное мировоззрение. Я переживу тот факт, что моя дочь и мой любимый мужчина за моей спиной… Переживу, Руслан. И даже приму и пожелаю вам счастья, но… — Она покачала головой. — Нужно ли это Олесе? Просто подумай, куда загонят её отношения со взрослым мужчиной?

— Я не собираюсь давить на нее! Я просто хочу быть рядом! — продолжал доказывать не Наташе — себе, что она не права. Но зерно сомнения, посеянное ею, быстро дало ростки и укреплялось в моей голове. Наташа ведь и правда могла не иметь отношения к перемене настроения Леськи. Та могла сама засомневаться в принятом решении быть со мной. И разве мог я винить её?

— Не руби сгоряча, Руслан, — произнесла Наташа и снова потянула ко мне руку. Я приблизился и снова уселся рядом. Спрятал её маленькую ладошку в своих и вздохнул. — У нас с тобой будет ребенок. И я сделаю все, чтобы он был счастлив. То, что я не смогла дать Лесе — настоящую семью, я хочу дать ему.

— Это нечестно, Наташ, давить на такое, — сдавленно выговорил я.

— Я не давлю. И тебя ни к чему не принуждаю. Хочешь быть с Олесей, будь с ней. Будем растить малыша, не состоя в браке, такое случается. Но я хочу, чтобы ты подумал. Подумал и принял решение.

Подумал… Быть с Олесей… Для начала я должен найти эту дурочку. Найти и выяснить, что творится в её голове, докопаться до ей страхов и сомнений и попытаться развеять их.

Я молча кивнул. Я был благодарен Наташе за то, что она не устроила скандал и не начала раскидываться ультиматумами. Я до сих пор не сознавал, что у меня будет ребенок, и, наверное, это придет не скоро. Но я должен об этом помнить.

Олеся

Не рассказывай Руслану. Не. Рассказывай. Руслану.

Было холодно. Несмотря на жаркий летний день, холод сковывал меня. И не спасала даже бутылка виски, которую я с силой сжимала в руках. Я давно перестала утирать слезы и, наверное, им пора бы уже прекратиться, но они все откуда-то брались. Голова гудела, перед глазами плыло, дышать становилось тяжело. А я все ревела и ревела, черт возьми!

Сидела на скамеечке у могилы отца и смотрела на его изображение на памятнике. Мама рассказала мне о том, как я появилась на свет. Но ненавидеть папу я все равно не могла. Потому что все эти годы он был гораздо ближе, чем мама. Мама, которой не за что было меня любить. Мама, для которой я была лишь напоминанием о боли, которую причинил ей Дмитрий Хавронский. Все мои мечты, желания, вся моя уверенность в наших отношениях с Русланом растаяла сегодня, едва я вошла в квартиру и увидела маму. Она сидела на диване в гостиной и ждала меня…