Линн училась на медсестру. До этого она была монахиней, стриптизершей и коммивояжером. «Чем бы еще заняться? — как-то раз спросила она у Джули. — Может, продажами по телефону?»

— В десять вечера будет не слишком поздно?

— В самый раз. Если заблудишься, позвони мне от Брик-лейн, и я подскажу, как доехать, или сама выйду к тебе. Да, между прочим, что случилось с тем парнем, ну, который певец?

— Скоро будет петь в зале для бинго.

— Что?

— Да так, ничего. Увидимся завтра вечером.

На следующий день Джули пришла пораньше — такая уж у нее была привычка, но Майкл ее уже ждал. Он сидел на скамейке у часовой башни, пытаясь не смотреть на парочку пьяниц на другой стороне дорожки, которые пили херес стаканами и с пеной у рта спорили, у кого лучше ботинки, или о чем-то в этом роде. На Майкле была слегка неуместная черная гавайская рубашка с яркими желто-оранжевыми георгинами.

Джули одобрила его выбор. Она села рядом с ним, посмотрела на холодное голубое небо и сказала:

— Какой прекрасный день.

— Привет, как дела?

— У меня все в порядке, а у тебя?

— Хорошо, спасибо. Но это же не я только что порвал с любовником и лишился крыши над головой.

Вообще-то, Майкл не планировал вот так сразу поднимать этот вопрос, но ему вдруг захотелось выяснить, как себя следует с ней держать: погрустить вместе с ней, утешить, заверить, что еще все поправится и она не окончит свои дни среди бесчисленных кошек в съемной комнате в Кромере?[65]Или вести себя с ней так же, как и всегда? По всем признакам выходило, что от него требовалось именно самое обычное поведение.

— Ой, разве я сказала тебе, что собираюсь от него уйти? Совсем забыла. Но не будем об этом. Хочешь выпить кофе или посидеть здесь и насладиться сценами уличной жизни?

— Я за кофе. Знаю одно местечко.

Он провел ее через рыночную площадь и дальше, за главную улицу, к маленькой, уединенной площади, на которой имелся художественный салон, филателистический магазин и, по всей видимости, очень дорогая лавка, торговавшая одними перчатками. Тут же находилась очень милая, тихая кофейня с креслами из искусственной кожи, где подавали домашнюю выпечку. Когда они уже сидели за чашечками кофе латте, который заедали шотландским песочным печеньем, Майкл спросил, как прошло «прекращение отношений».

— Как по маслу. Все мысли Джеймса заняты деньгами и планами по возрождению группы. То, что он теперь не будет получать от меня плату за жилье, беспокоило его больше, чем моя дальнейшая судьба.

— Да ладно, я уверен, что ты ошибаешься, — машинально сказал Майкл.

— Я не особенно переживаю, Майкл, это не был величайший роман века. Мы сошлись просто потому, что так нам было удобно. Собственно, многие отношения строятся именно на этом основании. Почему-то мне думается, что ты должен об этом знать.

Майкл засмеялся:

— Знаешь, мне вообще не свойственно вступать в какие бы то ни было отношения. Иногда я хожу на свидания, время от времени перезваниваюсь, ну, просматриваю объявления из раздела знакомств. Но отношений стараюсь не заводить. Зачем?

— Ну и что я должна теперь о тебе подумать? Что ты типичный пример человека, который боится привязанностей? Что ты из тех, у кого голова только для того, чтобы надевать шляпу? Или что ты довольно ранимый, чувствительный человек, ищущий любви, но трагическим образом обреченный спать со множеством привлекательных молодых женщин, которым чего-то… Мне продолжать?

Джули улыбалась и одновременно умудрялась откусывать кусочки печенья так, чтобы крошки не прилипали к губам. Однако это не помешало сказанному прозвучать немного жестоко.

— Я, знаешь ли, был женат, — ответил Майкл чуть более задетым голосом, чем ему бы хотелось.

— А я побывала замужем, — сказала Джули. — Давным-давно. — И, сказав это, она прикрыла глаза на пару секунд, чтобы не позволить воспоминаниям воскреснуть в ее памяти.

Они пили кофе неторопливо, уютно расположившись в креслах. Майкл посмотрел в окно и увидел, как мимо прошли двое давешних пьяниц — с решительностью и целеустремленностью, которые явно свидетельствовали, что они направляются к винному магазину.

— Сколько тебе лет? — спросила Джули.

— Сорок три.

— Ничего себе! — выдохнула она.

— Вот именно.

— А ты чувствуешь себя на сорок три?

— Не знаю. Но я чувствую, что веду не ту жизнь, какая приличествует сорокатрехлетнему человеку.

— И какова должна быть эта жизнь?

— Жена, пара детей, хобби… В общем, сам не знаю.

— А тебе действительно все это нужно?

— Не знаю.

— Нет, знаешь.

— Правда, не знаю. То есть, мне кажется, мне бы все это понравилось… ну, может, за исключением хобби. С трудом могу себе представить, как, сидя под садовым навесом, вырезаю русалок из принесенных приливом обломков дерева. Но если бы мне этого очень хотелось, то, наверное, я сумел бы претворить это в жизнь. Как видно, я уже привык жить так, как живу.

— Ты городишь ерунду, Майкл. Люди вполне способны делать то, что им хочется, изменять свою жизнь так, как они того пожелают, и начинать все заново. Стоит лишь по-настоящему захотеть. Ты просто чересчур любишь трахаться. Но в этом нет ничего зазорного. — Говоря это, она избегала смотреть ему в глаза, глядя куда-то в сторону несколько рассеянно, но в то же время сочувственно.

На какое-то мгновение Майкл смутился. Он не привык к тому, чтобы кто-то обсуждал с ним его образ жизни. Он не знал, следует ему обидеться или почувствовать себя глубоко тронутым таким вниманием.

— Во всяком случае, мой образ жизни позволяет мне хоть чем-то заняться и жить насыщенной жизнью. Ну что-то типа того, — пожал он плечами. — А чего хочешь ты, что станешь делать после того, как выйдешь из кафе?

— Пожалуй, это два разных вопроса. Выйдя из кафе, я пойду домой, покидаю кое-какие вещи в сумку, возьму напрокат автомобиль и поеду в Лондон. Собираюсь навестить там подругу. У нее я проведу все выходные и вернусь на работу во вторник. А что касается того, чего я хочу… Полагаю, мне нужно что-то совсем не похожее на то, что у меня было прежде.

— А что у тебя было прежде?

— Свобода или то, что мы называем свободой, когда молоды… Не знаю, умение строить планы никогда не было моей сильной стороной.

— Тогда откуда ты знаешь, что тебе не захочется остаться в Лондоне и осесть там насовсем?

— Мне не нравится Лондон.

Они снова помолчали, на этот раз чувствуя себя куда менее комфортно. Оба отдавали себе отчет, что разговор прервался, и оба жалели, что за окном не видно пьяных забулдыг, на которых можно смотреть, притворяясь, будто наблюдать за ними ужасно интересно.