Все, конец пути. Выше только чердачная лестничная клетка, замкнутая на амбарный навесной замок.

Антон спустился к квартирам, продолжая тянуть за собой Вострикова, задыхающегося от нервного и физического потрясения. Он позвонил в первую попавшуюся дверь. Человеку, поднимавшемуся по лестнице, оставалось преодолеть не более двух пролетов.

Щелкнули замки на внутренней двери. Антон уже слышал, как на этаже Вострикова раздвинулись створки кабины лифта. На самой лестнице уже явственно звучало чье-то свистящее дыхание.

Открылась наружная дверь, на пороге появился некто в халате а-ля Обломов. Антон, не разглядывая лица этого человека, втолкнул в квартиру Вострикова, ввалился сам и прикрыл обе двери. Лишь защелкнув все замки, Костин повернулся и посмотрел на хозяина квартиры.

Перед ним стоял мужик лет сорока пяти с золотой цепью на шее. Своей толщиной она напоминала тот самый собачий ошейник, который называется строгим. Но, несмотря на массивность, цепь просто провисала под тяжестью огромного, словно у батюшки, креста. На нем располагалась фигура Христа, напоминающая гимнаста, распявшего себя на кольцах.

Мужик держал на вилке кусок котлеты, как слон шевелил ушами и явно пытался понять суть движений, происходящих рядом с ним. Первая мысль, родившаяся в его голове, сводилась к тому, что надо бы вытолкать вилкой обоих оборзевших лохов обратно на лестницу. Но когда перед ним нарисовалось удостоверение судьи, он поблагодарил себя за природную медлительность.

Вилка по-прежнему находилась в правой руке с оттопыренным мизинцем.

Судя по всему, мужик ждал если не объяснений, то хотя бы просьб. Через полгода после отсидки тыкать вилкой в судью, который пять лет назад упрятал тебя на общий режим за вымогательство, было бы неразумно.

Зэки никогда не забывают «своих» судей, поэтому мужик, узнав Костина, перевел взгляд на Вострикова.

Он внимательно рассмотрел его руки, исколотые зоновскими мастерами, сунул в рот котлету, прожевал ее, проглотил и миролюбиво произнес:

– Добрый вечер, ваша честь. Чего это вы с пидором по лестницам бегаете?

Майкл Приттман был не из тех, кто сдается без боя. За это ценное журналистское качество он уже не раз испытывал на себе побои кинозвезд и известных спортсменов. На него давили американские власти, которые заставляли не в меру любопытного и надоедливого журналиста наступать на горло собственной песне.

Как работник он был, безусловно, ценен. Но в пределах штата Нью-Джерси, где Майкл занимался выковыриванием грязи из-под чужих ногтей и давал свою трактовку каким угодно событиям, он всем уже порядком поднадоел. Скандалы газете, конечно, необходимы, но они должны приносить славу, а не многотысячные иски в суд штата.

После недолгих раздумий главный редактор ежедневного издания «Нью-Джерси таймс» отправил Приттмана туда, где скандалы происходят каждый день, но никому за это ничего не бывает, – в Россию. Экзотика тамошней криминальной жизни для американцев была нова. По мнению босса, она должна была принести немалые барыши и известность газете, которая за недостатком сенсаций начинала понемногу хиреть.

Слава русских бандюков, действовавших на территории Соединенных Штатов, американцам была известна не понаслышке. Русские по мелочам не работали. Если это кидняк, то такой, что от напряжения при подсчете убытков дымилась память компьютеров. Если похищение заложника, то не пошлый торг с полицейскими в фургоне, торчащем посреди дороги, а выматывание нервов у всего штата ФБР.

Но американцам, которые не понимали возможностей русской мафии там, за океаном, хотелось знать не о последствиях ее деятельности – она была налицо, а об истоках ее возникновения и принципах существования. Именно для этого и был аккредитован в Смоленске собственный корреспондент «Нью-Джерси таймс» Майкл Приттман.

Поэтому, когда Костин отмахнулся от него как от мухи, он проследил весь путь судьи до дома Вострикова и сел в засаду. Рано или поздно, как полагал журналист, Костин должен появиться на улице. Вот тогда можно будет сразить его еще какой-нибудь неожиданностью. Если долго и старательно бить в одну точку, то дыра все равно образуется. Это было кредо Приттмана.

Купив за сто баксов информацию о происшествии с Пастором и пропавшем общаке братвы, Приттман легко вышел на Костина. Он заплатил еще сотню, но разве это деньги? Майкл понимал, что проявил чрезмерную щедрость. Именно столько платят осведомителю дома, за океаном. Даже меньше. Здешнего стукача из правоохранительных органов можно было заинтересовать даже десяткой.

Проследив весь путь Костина от кафе к неизвестному ему дому, Майкл уселся на лавку в темном углу двора и стал ждать. Понятно, что о Вострикове он и слыхом не слыхивал. Но журналист точно знал, что судья пришел не домой и не в гости, а по делам. Проблемы у Костина сейчас могли быть исключительно однозначной направленности. Приттман знал об этом, курил сигарету за сигаретой и терпеливо ждал.

Он заволновался тогда, когда к подъезду, в котором исчез Костин, подрулил огромный, похожий на металлический гараж, джип «Навигатор», из которого вывалились три богатыря. Русских сказок Приттман не читал, но, глядя на решительные фигуры громил, был убежден в том, что они приехали сюда не на чашку чая, а отсекать кому-то голову.

В кармане следопыта находился портативный диктофон с выводом микрофона в рукав и священный НЗ – тысяча настоящих, зеленых американских долларов в мелких купюрах. Эти деньги предназначались для подкупа резидентов. В том, что в России за бабки стучит если не первый встречный, то каждый третий – точно, Приттман был абсолютно уверен. Значит, деньги не будут выброшены на ветер.

Он был предупрежден Костиным, следовательно, вооружен. Ситуация усугублялась лишь тем, что прямо из-под его носа эти три мутанта могли увезти объект журналистского расследования в неизвестном направлении. Майкл был хорошо осведомлен о беспардонности русских мафиози, поэтому уже не сомневался и в том, что эти ребята сейчас могут просто-напросто прихлопнуть Костина и уехать так же спокойно, не торопясь.

Нужно было действовать.

Мужик покосился на Вострикова, отступил в сторону и хозяйским жестом показал на комнату. Мол, проходите, люди добрые.

После того как Антон узнал в спасителе гражданина Шкаликова, осужденного пять лет назад за не совсем законный отбор денег у частного предпринимателя, занимающегося сбором и отправкой цветных металлов в страны Прибалтики, атмосфера разрядилась.

– Куда?! – рявкнул владелец атласного халата, глядя, как Востриков вслед за Костиным пытался усесться рядом на роскошный диван. – Кыш отсюда!

С блатным зоновским акцентом у Шкаликова было все в порядке, поэтому Дохлый подскочил так, словно получил удар током.

– Иди на кухню, фантик, возьми табурет и зачалься где-нибудь у порога, чтобы духа твоего здесь не было.

Вот такая несправедливость. Востриков исполнил пожелание хозяина дома и скромно присел в коридоре, метрах в трех от стола, ломящегося под тяжестью снеди. Покушать Шкаликов уважал, а еще больше любил пофилософствовать.