Но за всем этим он не забывал и о другом – обещанном Каменевым 15 июля ответе относительно Троцкого. И утром 18 июня Владимир Ильич «написал очень скоро, крупным почерком записку Сталину». Вот ее текст: «Тов. Сталин! Черкните за себя и за Каменева, не забыл ли он: условились, что он ответит насчет Троцкого после общего совещания. Ваш Ленин»2095.

19 июля во время очередной консультации Ферстера и Крамера Владимир Ильич «поднял вопрос о чтении газет, и профессор Ферстер разрешил до воскресенья читать газеты за май, июнь и начало июля, а в воскресенье прочесть новую газету». Для Ленина это уже был праздник. «Настроение очень хорошее, – отмечает Кожевников, – голова не болит»2096.

Пришел ответ от Сталина. Текст его, как и письма Каменева от 15-го, не сохранился. Но есть короткая записка Ленина: «т. Сталин! Очень внимательно обдумал Ваш ответ и не согласился с Вами». То есть вопрос о Троцком, о том, чтобы «выкинуть здоровую пушку за борт», был закрыт. И тут же, дабы сгладить конфликт, Владимир Ильич добавляет: «Поздравьте меня: получил разрешение на газеты! С сегодня на старые, а с воскресенья на новые! Ваш Ленин»2097.

Чтение газет буквально захватило его. Он читал их часами, но не подряд, а выборочно, ориентируясь по заголовкам. Некоторые статьи расстраивали, хотя он и старался скрыть это от окружающих. 21-го прочел очередной отчет о процессе над эсерами, а потом сказал Кожевникову, что «читать этого и не надо было, т. к. процесс протекает мимо него»2098.

А в результате – разболелась голова. Но когда врачи посоветовали ограничить чтение беллетристикой, Ленин никак не хотел признать, что в этом повинны именно газеты. Мало того, 26-го он настоял на том, чтобы ему доставили и белоэмигрантскую прессу. Ферстер, Крамер и Кожевников уступали до определенного предела. И когда 28-го Сталин прислал письмо с просьбой дать интервью американскому корреспонденту, они, как говорится, стали стеной, и Владимиру Ильичу пришлось «категорически отказать»2099.

В этот день, 28-го, к нему приехал Троцкий. Виделся он с Лениным в период болезни крайне редко, и после приведенной выше переписки относительно «здоровой пушки» визит этот носил явно демонстративный характер. Встреча, как отметил дежурный врач, прошла «оживленно», но ее сократили до получаса. Троцкий нашел, что у Владимира Ильича прекрасный вид, «как будто у него был насморк, который прошел, и нельзя поверить, что В.И. перенес такую тяжелую болезнь»2100.

29 июля Ленина осматривали Ферстер, Крамер и Семашко. Владимир Ильич всячески бодрился, много шутил, но все-таки признался, что кроме головной боли иногда «шалит ножка», появляется ощущение, будто он ее «отлежал». Это несколько насторожило врачей. Но на следующий день, 30-го, приехал Сталин. Во время встречи «В.И. был в прекрасном настроении. Говорили исключительно о делах, преимущественно о партийных, в связи с предстоящей конференцией. Сталин, – отметил врач, – по-видимому, смотрит на В.И. как на совершенно здорового человека». Поэтому и встреча продолжалась 1 час 20 минут2101.

1 августа в Горки прибыл Зиновьев. Свидание продолжалось 1 час. Кожевников записал: «На Зиновьева В.И. произвел очень хорошее впечатление, и по его состоянию трудно даже представить, что В.И. перенес столь тяжелую и серьезную болезнь. Говорит все время исключительно о делах. В.И. был очень оживлен, вспоминал из прошлого иногда даже очень мелкие факты, которые и Зиновьев не помнил. К концу беседы В.И., по словам Зиновьева, несколько раз брался за голову и, по-видимому, несколько устал»2102.

Как видим, в разговорах с Кожевниковым и Зиновьев, и особенно Сталин и Троцкий высказывались весьма оптимистично. Однако Каменеву, Сталину и Зиновьеву Троцкий написал другое: «Владимир Ильич в разговоре со мной несколько раз говорил о “параличных явлениях” у него и посматривал глазком на меня: что скажу?.. Я почувствовал “ловушку” и промолчал.

Мне кажется, он хотел узнать, так ли это. То, что он то же слово употребил в разговоре с т. Зиновьевым, свидетельствует, мне кажется, о том, что этот вопрос его сейчас больше всего интересует. Нужно бы выяснить “линию” в связи с тем, что говорят врачи».

Сталин, прочитав записку, отвечает: «Пожалуй, верно». Соглашается и Каменев: «Наблюдение верно», а Зиновьев предлагает: «“Линия”, по-моему, должна заключаться в том, чтобы опровергать эту версию».

Но Троцкий возражает: «Опровергать “вообще” – произведет впечатление, обратное тому, которое желательно. Нужно получить от Ферстера точное разъяснение, чем болезнь отличается от “параличных явлений”, ибо В.И. не поверит, что мы не справлялись об этом и не знаем, – а если справлялись и молчим или отвечаем общо, – значит паралич».

Каменев отвечает: «Предлагаю устроить перед отъездом Ферстера совещание с ним Зиновьева, Троцкого, Сталина и Каменева. Это перед отъездом вообще нужно бы». Сталин соглашается: «Предложение Каменева следует принять». И последняя запись: «За. Поручить т. Енукидзе устроить это. Г. Зиновьев. Троцкий»2103.

2 и 3 августа Ленин чувствовал себя хорошо, разве что стал побаливать запломбированный зуб. Но это не помешало Владимиру Ильичу засесть за чтение доклада о финансовой политике на 1922–1923 годы. Но вечером 3-го стала собираться гроза, голова начала побаливать, и доклад пришлось отложить. А 4 августа, в пятницу, неожиданно случился приступ болезни, от которого растерялись сами врачи.

В 12 часов 48 минут отказали правая рука и нога. Минут через 20 это стало проходить, но полное расстройство речи продолжалось дольше. Лишь через полтора часа все пришло в норму. Дежурный врач записал: «В.И. все время был в сознании и понимал, что с ним происходит. При параличе все время себя исследовал… Несколько раз брал часы и смотрел, сколько времени продолжается приступ… В.И. сравнивает этот приступ с первым, бывшим в мае… Чтобы успокоить, я стал доказывать, что между майским и сегодняшним приступом большая разница». По просьбе врача он пересказал читанное утром, а на вопрос о вулкане в Мексике уверенно ответил: Попокатепетель2104.

Владимир Ильич помнил, что в мае за первым приступом последовал еще более тяжелый второй, и на случай ухудшения решительно настоял – «в порядке исключения» – на том, чтобы к нему на 15 минут вызвали Сталина, ибо, как он заявил, его «очень волнует решение одного вопроса».

В субботу, 5-го, Сталин приехал. Ленин уже чувствовал себя хорошо и действительно уложился в 15 минут. Но о чем был разговор – неизвестно2105. Известно лишь, что Сталин доставил ему приветствие от XII Всероссийской партконференции и Владимир Ильич попросил его поблагодарить делегатов и выразил надежду на скорое возвращение к работе.

Врачи, однако, думали по-другому. Утром 7-го профессора Ферстер и Крамер зачитали Ленину новый распорядок дня, предлагаемый ими на ближайшие две недели. Пункт о свиданиях был сформулирован в нем так: «Свидания разрешаются только тогда, когда врач находится в доме. Политические свидания не разрешаются».

О реакции Ленина пишет Кожевников: «Этот пункт крайне разволновал и рассердил В.И. Он потребовал, во-первых, чтобы на врачей не возлагали “полицейские обязанности”, во-вторых, он совершенно не согласен с запрещением политических посещений, т. к. это равносильно полному запрещению свиданий».