Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По-видимому, не столько осознавая со всей ясностью, сколько ощущая и малую «полезность», и большую опасность той реанимации «революционных» действий и призывов, которые периодически исходили от Хрущева (притом, повторю еще раз, с опорой на достаточно широкие слои населения), его сподвижники определили все это по-своему удачным термином «волюнтаризм» и 14 октября 1964 года отправили Никиту Сергеевича в отставку.
Хрущев с гордостью писал впоследствии, что его в 1964 году всего-навсего отправили на пенсию (а не в тюрьму или к стенке) в силу его собственной великой заслуги, имея в виду главным образом, надо понимать, свою «мягкость» по отношению к выступавшим против него в июне 1957-го «оппозиционерам» из Президиума ЦК. Однако тремя годами ранее Хрущев – вместе с другими – беспощадно расправился с Берией и рядом его сподвижников, а в конце 1954-го – уже почти по единоличной воле – с Абакумовым (ныне, кстати сказать, «реабилитированным»). Что же касается его противников 1957 года, то едва ли кто-либо из членов тогдашнего Президиума ЦК решился бы учинить расправу с семью сочленами из десяти… любой из них ограничился бы постепенным лишением их власти – что и сделал Никита Сергеевич.
* * *
Как известно всем, после отстранения Хрущева началась эпоха застоя, длившаяся более двух десятилетий. Ходили слухи, что новый первый, а с 1966-го по 1982-й генеральный секретарь ЦК Брежнев нередко повторял: «Главное – не раскачивать лодку». Если это даже фольклор, он весьма точно характеризует брежневскую политику…
Вместо эпилога
Откуда и куда мы идем?
Мое двухтомное сочинение «Россия. Век XX», как было сказано на первых же его страницах, прежде всего сочинение о Революции, потрясшей страну в начале столетия и еще и сегодня, в сущности, не завершившейся, – не завершившейся уже хотя бы потому, что она не осмыслена, не понята до конца. Ее долго восхваляли, а вот уже в течение десятилетия главным образом проклинают, но и то и другое – поверхностные и бесплодные занятия. Поскольку сейчас Революцию гораздо чаще проклинают, чем восхваляют, сосредоточусь сначала на этом отношении к ней.
Революция так или иначе была «делом» России в целом (что показано в первом томе этого сочинения), и потому проклинать ее – значит в конечном счете проклинать свою страну вообще. Впрочем, многие вполне откровенно так и делают – вот, мол, проклятая страна, где оказалось возможным нечто подобное; достаточно часто при этом с легкостью переходят к обличению и других эпох истории России или ее истории вообще.
Признаюсь со всей определенностью, что в свое время и сам я безоговорочно «отрицал» все то, что совершалось в России с 1917 года. Но это было около четырех десятилетий назад – как раз в «разгар» хрущевского правления, а к середине 1960-х годов сравнительно краткий период моего радикальнейшего «диссидентства» уже закончился, и я более трезво и взвешенно судил об истории Революции. И к рубежу 1980–1990-х годов, когда все нараставшее множество авторов с нараставшей яростью начало проклинать Революцию, я воспринял это как совершенно поверхностную и пустопорожнюю риторику. В середине 1990 года я решил высказаться об этом на страницах имевшей тогда 5-миллионный тираж «Литературной газеты», в которой, кстати сказать, мои сочинения более или менее регулярно публиковались начиная с 1952 года, – хотя нередко не без цензурных сокращений. Однако в 1990-м (в «пору гласности»!) «ЛГ» попросту отказалась печатать мое сочинение, и оно было опубликовано в самом первом «пробном» – и, естественно, малотиражном – номере газеты «День», вышедшем в ноябре 1990 года.
Считаю уместным ввести его в эту книгу, поскольку оно, как мне представляется, не устарело, а кроме того, ставит некоторые существенные «историософские» проблемы.
* * *
О революции и социализме – всерьез. Один из старейших и, замечу, наиболее достойных уважения руководителей редакции «Литературной газеты» в недавнем разговоре напомнил мне о том, как двадцать с лишним лет назад он категорически настаивал, чтобы я так или иначе ввел в свою публикуемую газетой статью слово «социализм», а я столь же категорически отказывался (пытаясь, в частности, отговориться тем, что я не член партии, а потому и не должен и даже, так сказать, не вправе рассуждать о социализме).
Отказывался я вовсе не потому, что не желал говорить о социализме, но потому, что никто не стал бы тогда публиковать мое действительное мнение об этом общественном строе, – статья даже не дошла бы до цензуры…
Характернейшее явление сегодняшнего дня: авторы и ораторы, называющие себя «демократами», «радикалами» и т. п. (Ю. Афанасьев, Н. Травкин, Г. Попов и т. д.), в подавляющем своем большинстве всего несколько лет назад без всяких колебаний восхваляли революцию и социализм; теперь они же, не опираясь на какие-либо серьезные размышления, проклинают ту же самую революцию и социализм.
Подчас в их адрес раздаются упреки «нравственного» порядка: негоже, мол, так «радикально» изменять за короткий срок свою «позицию». Но гораздо, даже неизмеримо печальнее другое: ведь совершенно ясно, что невозможно столь быстро выработать серьезное и основательное понимание истории и современности. Почти все те, кто сегодня проклинают революцию и социализм, попросту поменяли прежний, так сказать, плюс на нынешний минус, в чем и выразилась вся их «мыслительная работа»…
Революция – это всегда своего рода геологический катаклизм, который так или иначе связан с бытием всего человечества и мировой историей в целом. И действительно осмыслить его возможно лишь в этом глобальном контексте. Между тем взгляд многочисленных «толкователей», за редчайшими исключениями, словно бы приклеен к нескольким десятилетиям истории России в XX веке. Правда, не так уж редки попытки «прояснить» проблему с помощью легковесных экскурсов в более ранние эпохи русской же истории – в эпохи Ивана IV, Петра I или Николая I. Но этого рода аналогии, имеющие в сущности отнюдь не познавательный, но чисто спекулятивный характер, конечно же, не могут хоть что-нибудь прояснить (все сводится в конечном счете к воплям о «проклятой России», где, мол, только и возможны такая революция и такой социализм).
Сейчас все озабочены тем, насколько малы или же откровенно ложны наши знания о своей истории 1910–1950-х годов, которая и замалчивалась, и фальсифицировалась; однако только очень немногие задумываются над тем, что столь же затемнены и искажены в наших глазах и другие существеннейшие эпохи мировой истории – хотя бы, скажем, эпоха Великой Французской революции конца XVIII – начала XIX века.
Конечно, широко известно, что эта революция сбросила и затем казнила короля и королеву