Марфа Остерман. Худ. Франкарт

Он жил открытым домом — открытым и для искусств, музыки и философских бесед, которые он особенно любил. Его коллекция живописи и богатая библиотека были столь же знамениты, как и позднее пресловутая запущенность его дома и его собственная неряшливость.

Как известно, после смерти Анны Иоанновны регентом стал Бирон, а императором провозгласили новорожденного брауншвейгского принца Ивана Антоновича, которому предписывалось по мере взросления крепко держаться «регламентов, уставов и прочих определений» Петра Великого (так его называли, как мы видим, уже ближайшие наследники).

Иван Антонович был правнуком царя Ивана Алексеевича (сводного брата и соправителя Петра), внуком царевны Екатерины Ивановны, внучатым племянником покойной императрицы Анны, сыном

Анны Леопольдовны и Антона Брауншвейгского. Не умея ходить и говорить, он на другой день после смерти двоюродной бабки уже прислал в Сенат и Синод указ, чтобы Бирона именовали «его высочеством, регентом Российской империи, герцогом курляндским, лифляндским и семигальским».

Но настоящим правителем Российской империи, пусть и на короткое время, но «некоронованным императором» России, становится Андрей Иванович Остерман. Кабинетный министр, граф, вице-канцлер, вице-президент Коллегии иностранных дел, в 1742 г. он получил свой странный для многих чин генерал-адмирала — высший морской чин, хотя был человеком совершенно невоенным. Звание это скорее почетное, нежели «боевое», но факт показателен.

Из превратностей борьбы за провозглашение царем Иваном VI младенца Иоанна Антоновича, родившегося от созданного руками Остермана брачного союза герцога Антона Ульриха Брауншвейгского и Анны Леопольдовны, урожденной принцессы Мекленбург-Шверинской, племянницы императрицы Анны Иоанновны, Остерман в конце концов вышел единственным победителем. Прочие немцы — недолго пробывший регентом Бирон и неудачно действовавший, слишком самоуверенный первый министр Миних — лишились власти или лишали власти друг друга.

После свержения временщика Бирона явилась на непродолжительное время новая государыня — Анна Леопольдовна. При этом Остерман на всякий случай по старой привычке вновь «сделался больным». Сам Бирон, надеявшийся удержаться у власти, не без сарказма писал русскому посланнику в Варшаву: «Остерман лежит и во все время один только раз брился, жалуется на боль в ушах, обвязал себе лицо и голову.» Но болезнь эта продлилась недолго. Как только Бирона отправили в ссылку, Остерман «выздоровел» и опять стал фактически главой правительства. После падения Бирона роль Остермана только возросла.

С марта 1741 г. официальное положение Остермана хотя и несколько поколебалось (он председательствовал во втором департаменте Кабинета, где сосредоточивались дела иностранные и морские, но звание вице-канцлера за ним не было сохранено), однако неофициальный его статус остался прежним. Снова именно Остерман, временно оттесненный на незначительную должность генерал-адмирала (незначительную только внешне), играет первую роль в империи. И притом один он и только он.

Это положение перенапрягает не только силы болезненного человека, но и выходит за рамки его личностного потенциала: блестящий, знающий, тактически искушенный политик и специалист не в состоянии долго играть роль регента государства и удерживать вкупе расходящиеся интересы армии, церкви и администрации.

В 1741 г. он принимал персидское посольство, которое намеревалось встретиться и с цесаревной Елизаветой. Остерман помешал этой встрече. Тогда-то дочь Петра в ярости велела передать влиятельному министру: «Он забывает, кто я и кто он сам — писец, ставший министром благодаря милости моего отца. Он может быть уверен, что ему ничего не будет прощено». У Елизаветы была хорошая память.

Возможно, в этом эпизоде Остерман и совершил свою главную роковую ошибку, а так — кто знает? — правил бы он и при Елизавете.

Через шпионов он знал о заговоре сторонников Елизаветы Петровны, но его предостережения были оставлены правительницей Анной Леопольдовной без внимания.

К концу правления Анны Леопольдовны влияние Остермана на ход государственных дел снова начинает восстанавливаться. Но падение Брауншвейгской фамилии прервало его служебную карьеру. Без опоры при дворе господство Остермана и нового царя-младенца, немца по рождению, длится недолго.

Старый лис попался! Привыкший действовать в политических потемках, умевший загребать жар чужими руками, он оказался несостоятелен на свету как публичный политик, как лидер, не имея необходимых в этой роли качеств — воли, решительности, авторитета, того, что называют харизмой. Да и врагов у него хватало. Один из них только ждал момента, чтобы вцепиться в Остермана.

Этим главным врагом Остермана была красавица-цесаревна Елизавета Петровна. В правление императрицы Анны Остерман интриговал с целью устранить Елизавету от престолонаследия, сбыв ее с рук за границу в жены какому-нибудь захудалому принцу. И цесаревна знала о кознях Андрея Ивановича, поэтому неудивительно, что переворот 25 ноября 1741 года, приведя к власти Елизавету Петровну, унес Остермана в небытие.

В ночь на 25 ноября 1741 г. Елизавета, обойденная в престолонаследии дочь Петра Великого, облачилась в кирасу поверх платья, только без шлема, и с крестом в руке вместо копья явилась в казармы Преображенского полка, где ее уже ждали верные гвардейцы. Она произнесла всего лишь несколько фраз: «Клянусь умереть за вас, клянетесь ли и вы умереть за меня?» Получив утвердительный ответ, она повела их в Зимний дворец, без сопротивления проникла в спальню правительницы Анны Леопольдовны и со словами: «Пора вставать, сестрица!» — собственноручно арестовала ее.

В ту же ночь был взят под стражу и граф Остерман, сильно помятый солдатами при аресте. Его лишили всех почестей, должностей и состояния, а под конец своей карьеры он владел весьма значительным, пусть и не чрезмерным, состоянием, в том числе несколькими домами в Санкт-Петербурге и Москве, а также деревнями под Москвой и в Лиф-ляндии.

Остерман как глава ненавистной немецкой «правящей клики» (Елизавета сознательно делает акцент на противоречии между «прирожденными русскими» и «чужими людьми») подвергается аресту и заточению в Петропавловскую крепость вместе со своими сторонниками.

Следственная комиссия возвела на него множество обвинений:

подписав духовное завещание Екатерины I и присягнув исполнить его, он изменил присяге;

после смерти Петра II и Анны Иоанновны устранил Елизавету Петровну от престола;

сочинил манифест о назначении наследником престола принца Иоанна Брауншвейгского;

советовал Анне Леопольдовне выдать Елизавету Петровну замуж за иностранного «убогого» принца;