Наутро, сразу после завтрака, явился Кумпана в сопровождении трех сотен копейщиков. Он небрежно, будто речь шла об увеселительной прогулке, заметил, что если мы готовы, то пора отправляться на войну. Я беззаботно ответил, что заждался его, ибо предвкушаю битву и бью в нетерпении копытом, как боевой конь из библейской Книги Иова.

Старик улыбнулся и ответил, что рад это слышать, и пожелал мне сохранить и впредь такой настрой. Еще он добавил, что наслышан о моем проворстве и умении быстро бегать.

«Погоди, – подумал я, – скоро сам увидишь, с какой скоростью я покину эту страну, если мне улыбнется удача».

А вслух спросил, кто же позаботится о наших пожитках, когда мы будем далеко отсюда. Кумпана заверил меня, что их перенесут в надежный тайник и будут охранять, а я призадумался, сумею ли получить обратно свое имущество.

Мы отправились в дорогу под охраной двух воинов. Они несли наши винтовки, патроны и необходимую экипировку. Когда мы проходили через город, где женщины в одиночестве восстанавливали дома и сады после бури, какая-то девушка протиснулась сквозь стражей и протянула мне записку. Послание было от Аркла. Я развернул его и прочел:

Любезный Квотермейн!

Пожалуйста, не судите меня строго. Я не мог пойти с Вами, но, думаю, Вы вряд ли поймете почему. Да я и не сумел бы уйти далеко, ибо нога моя еще не зажила окончательно. Что бы ни случилось, ничему не удивляйтесь, ведь дабанда отличаются от всех прочих людей и живут по своим собственным законам, каковые стороннему наблюдателю трудно постичь, равно как и следовать им. А самое главное – ни в коем случае не пытайтесь бежать, иначе Вас и Вашего слугу Ханса ждет неминуемая смерть.

Дж. Т. А.

Вот и все, да мне и того было довольно. Очевидно, Ханс прав, Аркл оказался в ловушке, как угорь, хотя в его случае более удачным было бы сравнение с угодившим в западню быком. Более того, Кумпана или кто-то из членов проклятого Совета догадался о моем намерении сбежать, и Аркл таким образом предупреждал меня о возможных последствиях. Похоже, в этой стране новости разносились быстрее обычного и распространялись по каким-то неведомым каналам. Что ж, придется отказаться от этой затеи, которая, признаться, была безумной с самого начала.

В трех милях от деревни, сильно разрушенной после бури, мы встретили примерно две с половиной сотни копейщиков, которых Кумпана именовал гордым словом «войско». Я спросил у него, где же остальные, а он со странной усмешкой ответил, что все воины здесь, а прочие сильные и здоровые мужчины остались для охраны города и вождя. Тогда я поинтересовался, сколько человек могут выставить против нас абанда. Старик сказал, что сам точно не знает, но где-то около десяти или двенадцати тысяч.

Тут уж я, не в силах далее сдерживаться, раздраженно осведомился, как же он, интересно, надеется победить опытного противника, численно превосходящего нас приблизительно в сорок раз. Кумпана благодушно ответил, что сие ему неведомо, ведь он не полководец, а всего лишь жрец и советник, но, разумеется, все произойдет согласно указаниям, которые он получит. И с явной насмешкой добавил, что я один стою многочисленного войска, ведь Кенека и народ абанда боятся мудрости и оружия белого человека. Тогда я сдался, опасаясь из-за его насмешек потерять над собой контроль и наговорить такого, о чем впоследствии пришлось бы сожалеть.

Почти весь день мы шли по прекрасной долине кратера. Затопленные ручьи, ставшие потоками, которые мы с трудом перешли вброд, свидетельствовали о бушевавшей здесь накануне буре, равно как и оползни на склонах и расщепленные молниями стволы деревьев. По пути мы не встретили ни единого человека. Лишь несколько коров паслись в одиночестве, видимо отбились от стада. Земля казалась совершенно необитаемой, даже диких зверей, которые, должно быть, водились в лесу, нигде видно не было. Я спросил Кумпану, куда же подевались все люди, и он пояснил, что они, наверное, спрятались, опасаясь новой бури, или же боятся абанда, которые под командованием Кенеки могут осмелиться войти в землю Моун.

Наконец после полудня мы пришли в деревню. Пробираясь к ней, мы обогнули глубокие расщелины, явно появившиеся вследствие недавнего землетрясения. Несколько местных жителей – сплошь старики и старухи – приготовили немалое количество пищи; видимо, их заблаговременно предупредили о нашем появлении.

Теперь мы находились в пяти или шести милях от скалы, опоясывающей весь кратер, правда отсюда ее было не разглядеть. Деревня стояла в лощине, которую окружали высокие деревья; они росли так густо, что загораживали обзор.

Мы на славу подкрепились, после чего Кумпана велел нам оставаться тут до наступления ночи и хорошенько отдохнуть, поскольку затем придется снова отправиться в путь, чтобы достичь скалы на рассвете. Я спросил его, что же будет дальше, но старик снова ответил, что не знает.

– Возможно, – сказал он, – нам придется перейти ущелье и поджидать там абанда или же напасть на них первыми. Не исключено также, что мы просто удалимся восвояси.

И Кумпана поспешно ретировался, пока я не забросал его очередной порцией вопросов.

В лучах заходящего солнца я видел, как старики, которые нас кормили, зашагали на восток, взгромоздив на спины узлы. Они явно не собирались возвращаться. Желая набраться сил перед грядущим испытанием, я лег и проспал до трех часов ночи, когда Кумпана разбудил нас и предложил позавтракать, потому что войско готово выступить.

Наскоро перекусив, мы отправились в путь. На небе сиял лишь тонкий серп убывающей луны. Если бы меня не вели за руку, я наверняка заблудился бы среди деревьев в кромешной тьме. Однако самих дабанда темнота, казалось, ничуть не смущала. У этих людей зрение было не хуже кошачьего. Дорога шла все время в гору, потому что теперь мы взбирались по склону утеса. Вскоре небо стало серым, близился рассвет. Тогда мы остановились и стали дожидаться, когда встанет солнце.

Оно взошло как-то неожиданно, вдалеке, над восточным краем кратера. Лучи коснулись скал, хотя сам кратер все еще скрывался во мгле. Вернее, перед нами развернулась странная и жуткая картина того, что раньше было скалой. У всех, даже у этих бесстрастных молчунов-туземцев, дружно вырвался вздох удивления: от гребня до основания эта громада была расколота надвое подземным толчком, а на месте узкого, всего в несколько ярдов, ущелья теперь зияла огромная пропасть, никак не меньше четверти мили в диаметре!

Куда же подевалась скала? Во всяком случае в самой расщелине не осталось никаких обломков. Стало быть, подземные толчки, вызвавшие столь невероятные разрушения, прокатились сквозь кратер наружу, к прилегающим равнинам. Затрудняюсь объяснить, почему эпицентр чудовищного по своей силе разрушения находился именно в этом месте. Мне неведома природа землетрясений, но, похоже, скалы здесь оказались более хрупкими и не такими мощными. И потом, вполне возможно, гигантское кольцо кратера было разрушено не только тут.

Вполне понятно, что дабанда сильно обеспокоились: кто знает, чем обернется для их народа эта катастрофа. Ведь теперь они уже не были защищены от остального мира монолитной скалой с несколькими узенькими расщелинами, через которые могла пройти лишь горстка людей. Отныне, как заметил Ханс, между ними и остальной Африкой лежала просторная дорога, по которой запросто пройдет целое войско, даже не перестраиваясь. Уединению дабанда, таким образом, пришел конец, и отныне их затерянная цивилизация была открыта всем.