В крупных масштабах привычными мишенями становятся компании, политические организации и социальные службы. Было подсчитано, что к 2021 году киберпреступность будет стоить миру около 6 триллионов долларов в год [131]. Это сделает ее более прибыльной, чем торговля наркотиками по всей планете [132].

Киберпреступники воруют деньги у предприятий, повреждают и уничтожают данные, вызывают сбои в работе, крадут интеллектуальную собственность, финансовую и личную информацию, похищают деньги, занимаются мошенничеством. Предприятия вынуждены платить третьим лицам, чтобы расследовать эти преступления, восстанавливать данные и системы, удалять поврежденные данные, спасать свою репутацию. Хакерство и манипуляции с выборами угрожают демократии, и боты и прочие не-люди играют в этом важную роль. Безответственное использование личной информации организациями вроде Facebook и Cambridge Analytica серьезно влияет на то, каким мы видим мир и за кого голосуем. Доступ к данным из социальной сферы, включая военную, полицейскую, тюремную и медицинскую, а также манипуляции с ними непосредственно угрожают нашему жизненному укладу.

Но зло ли это? Давайте рассмотрим одну из крупнейших кибератак — атаку WannaCry. Джесс Эренфельд, эксперт по безопасности онлайн-хранилищ секретных медицинских файлов, описал ее таким образом: «В пятницу 12 мая 2017 года была предпринята масштабная кибератака с использованием WannaCry (WannaCrypt). За несколько дней вредоносная программа, заражавшая устройства с операционной системой Microsoft Windows, проникла более чем в 230 тысяч компьютеров в 150 странах. После активации программа требовала выкуп за разблокировку зараженной системы»[133]. На экране появлялось сообщение «Ой, ваши файлы зашифрованы!», а затем пользователю предлагалось заплатить определенную сумму в биткоинах (эквивалентную 300 долларам), перейдя по специальной ссылке[134]. Преимущество биткоина заключается в возможности осуществлять платежи анонимно: покупателю и продавцу не требуется идентифицировать друг друга; вот почему его так любят онлайн-преступники.

Эренфельд продолжает: «Эта масштабная атака затронула множество секторов: энергетику, транспорт, перевозки, телекоммуникации и, конечно, здравоохранение. Национальная служба здравоохранения Великобритании сообщила о взломе компьютеров, МРТ-сканеров, холодильников для хранения крови и хирургического оборудования. В разгар атаки уход за пациентами был затруднен, медики не могли заниматься некритическими случаями и вместо этого перемещали больных в другие клиники из-за неисправности техники». Больницы отказывали людям в помощи из-за атаки. Кто-то вполне мог погибнуть из-за WannaCry.

Хотя масштаб колоссален, мы часто исключаем такой тип киберпреступлений из списка своих представлений о зле. Давайте рассмотрим случай WannaCry в качестве примера. Мне не удалось найти никаких упоминаний слова «зло» в контексте этого события. Скорее оно описывалось как корыстное и разрушительное, а винили во всем Microsoft, подвергшиеся нападению компании или хакеров, что это устроили. Я даже отыскала статью, где говорилось, что WannaCry создали не злые гении, это просто результат того, что люди не обновляют свои компьютеры с необходимой частотой. Так же винят и жертв порномести: дескать, они не должны были слать кому-то фотографии, на которых изображены голыми; или тех, у кого украли данные документов, удостоверяющих личность: нужно было придумывать пароли поизобретательнее. Капитану Очевидность есть что сказать.

Но не все ученые — сторонники кибер-RAT. В 2016 году Эрик Лейкфелдт и Маджид Яр провели обзор научных работ на тему применимости теории рутинных действий к киберпреступлениям. Результаты исследований разнились. «Анализ показал, что одни элементы теории подходят больше, чем другие». Но один фактор вносил особенно значимый вклад: «Важную роль в выборе жертвы киберпреступления играет заметность». Под «заметностью» понимается использование Twitter, отправка сообщений, ведение блога. Чем чаще мы выходим онлайн, тем выше шанс, что в какой-то момент наткнемся на человека, который хочет причинить нам вред.

Но есть и другой тип заметности, который, как мы знаем, важен в сети: это заметность обидчика.

След тролля

Было обнаружено, что ощущение анонимности — ключевой предиктор неприемлемого поведения онлайн, в том числе кибертравли[135]. Хотя исследования показали, что многим из нас не нужна анонимность, чтобы начать троллинг или выплеснуть негативные эмоции в сети, при обезличенности люди с большей вероятностью поддаются коллективному настроению и подчиняются нормам в интернете[136]. Так, если другие ведут себя в сети как ослы (а так бывает всегда), анонимность повышает вероятность, что и мы сами будем поступать так же.

В соответствии с метаанализом исследований, посвященных изучению анонимности в интернете, это особенно подтверждается в контексте визуальной анонимности, когда мы знаем, что другие не могут увидеть наше фото или видео с нами[137]. Некоторые ученые полагают: так происходит потому, что этот тип анонимности обезличивает нас. Нас меньше воспринимают как индивидуальностей, как людей с лицами и именами и больше — как часть аморфной расплывчатой массы онлайн-пользователей. А расплывчатые массы бывают очень мерзкими.

Является ли кибертравля злодейством? Часто кажется, что онлайн-травля хуже травли в реальной жизни — несмотря на то, что ей реже сопутствует физическое насилие, — отчасти потому, что она более публична, но при этом обидчик остается неизвестным[138]. Другая проблема заключается в том, что, в отличие от физических обидчиков, киберобидчики могут легко преследовать нас в сети. Из-за этого трудно, даже невозможно от них отделаться. Кибертравля часто становится причиной суицида жертвы, приводит к проблемам психического характера и значимо меняет жизнь преследуемого: он может бросить школу или работу.