– Ты меня подкалываешь, капрал?

Шнобби стремительно отдал честь.

– Никак нет, сэр! Канат вполне мог быть невидимым, сэр. В конце концов, если они умеют исчезать, забравшись по канату, то заставить исчезнуть и сам канат – это для них раз плюнуть. Точно говорю.

– Правильно мыслишь, капрал.

– Кстати о мыслях, сэр, – сказал, воспользовавшись удобным моментом, Шнобби. – Вы нашли в вашем крайне напряженном графике время поразмыслить над кандидатурой нового сержанта?

– Собственно говоря, я только об этом и думал.

– Отлично, сэр.

– Я принял во внимание все, что ты мне говорил, и мой выбор был очевиден.

– Так точно, сэр! – Шнобби, выпятив грудь, снова отдал честь.

– Очень надеюсь, что он справится. А то ведь повышение по службе по-всякому действует на людей. И не только на людей. Кстати, как только этого подонка, что ворует у меня сахар, поймают – немедленно его ко мне в кабинет, понятно?

– Так точно, сэр! – Ноги Шнобби едва ли не отрывались от земли.

– И на тебя, капрал, я тоже полагаюсь. Если увидишь, что сержант Кремень не справляется, тут же сообщай мне.

– Сержант Кремень? – едва слышно уточнил Шнобби.

– Знаю, знаю, он тролль. Но справедливость превыше всего. Никто не может назвать меня несправедливым.

– Сержант Кремень?

– Я знал, что могу положиться на тебя, капрал.

– Сержант Кремень?

– Можешь быть свободен. Через час я должен явиться к его светлости, а мне еще многое предстоит обдумать. В этом и заключается моя работа – думать.

– Сержант Кремень?

– Да. И на твоем месте я бы поспешил сообщить ему об этом.

Поле было усеяно белыми куриными перьями. Фермер стоял у дверей курятника и качал головой. Потом он поднял взгляд на приближавшегося всадника.

– Добрый день, господин! У тебя неприятности?

Фермер открыл было рот, чтобы произнести что-нибудь остроумное и, возможно, не слишком любезное, но что-то остановило его. Наверное, меч, видневшийся из-за спины всадника. Или едва заметная улыбка на губах незнакомца. Почему-то эта улыбка пугала даже сильнее, чем меч.

– Э… Кто-то потрепал моих птичек, – наконец ответил фермер. – Видать, лисы.

– А мне кажется, это были волки, – предположил всадник.

Фермер открыл было рот, чтобы сказать: «Не мели ерунды, откуда в наших местах в это время года взяться волкам?» – но уверенная улыбка всадника снова заставила его прикусить язык.

– И много кур задрали? – спросил всадник.

– Шесть.

– И в курятник они пробрались…

– Да, да, именно это и странно, ведь… Эй, что там твой пес делает?

Маленькая дворняжка спрыгнула с лошади и принялась деловито обнюхивать землю вокруг курятника.

– Не волнуйся, он смирный, – сказал всадник.

– На твоем месте, приятель, я бы не искушал судьбу. У него сегодня странное настроение, – услышал фермер чей-то голос за спиной и резко обернулся.

Песик с невинным видом смотрел на него. Ведь любой дурак знает: собаки говорить не умеют.

– Гав! Тяв! Визг-визг!

– Он отлично выдрессирован, – сообщил всадник.

Фермер воззрился на незнакомца.

– Ну да, типа того, – подтвердил тот же самый голос из-за фермерской спины.

Фермер вдруг почувствовал непреодолимое желание поскорее отделаться от незваного гостя. Наверное, причиной всему эта его улыбочка… Вот уже и голоса мерещатся.

– Ума не приложу, и как они пробрались в курятник! Дверь-то была на засове…

– Да и денег волки не оставляют, правда? – усмехнулся всадник.

– А это откуда ты знаешь?!

– О господин, все очень просто. Увидев меня, ты что-то крепко сжал в кулаке. Вот я и сделал вывод, что ты нашел в своем курятнике… сейчас прикинем… ну да, три доллара. За три доллара в Анк-Морпорке можно купить шесть отличных куриц.

Фермер молча разжал кулак. Монеты блеснули на солнце.

– Но… Но у своих ворот я торгую ими всего по десять пенсов! – взвыл фермер. – Можно ж было спросить?

– Вероятно, не хотели тебя беспокоить, – предположил всадник. – Кстати, господин, раз уж я к тебе заглянул, не мог бы ты продать мне цыпленка…

– Гав! Гав! – укоризненно сказал песик за фермерской спиной.

– …Двух цыплят. И я не стану больше отнимать у тебя драгоценное время.

– Гав! Гав! Гав!

– Трех цыплят, – устало поправился всадник. – А если ты будешь столь любезен, что разделаешь их и приготовишь, пока я тут занимаюсь лошадью… В общем, я заплачу тебе по доллару за каждого.

– Гав! Гав!

– Двух цыплят приготовь без чеснока и приправ. Заранее большое спасибо.

Фермер, окончательно лишившись дара речи, кивнул. По доллару за курицу – это вам не курам на смех! От такого предложения нос не воротят. Да и не больно-то откажешь, когда на тебя смотрят с подобной улыбочкой. Улыбка на губах незнакомца держалась как приклеенная – не менялась, не исчезала. К улыбающемуся человеку сразу чувствуешь расположение, но от этой улыбки, наоборот, хотелось бежать со всех ног. Фермер поспешил в курятник, где держал своих самых лучших птиц, уже было наклонился, чтобы выбрать самых жирных, и вдруг… замер. Если человек достаточно безумен, чтобы платить целый доллар за хорошую курицу, значит… он и против приемлемой курицы протестовать не будет, не так ли? Фермер выпрямился.

– И смотри, господин хороший, выбирай птичек пожирнее.

Фермер резко повернулся. Позади никого не было – не считая маленького нечесаного песика, который вошел следом за ним в курятник и сейчас поднимал тучи пыли, яростно скребясь задней лапой.

– Гав? – осведомился песик.

Фермер бросил в него камень, и песик лениво затрусил прочь. А потом фермер выбрал трех самых лучших своих куриц.

Моркоу лежал под деревом, пытаясь поудобнее устроить голову на седельной сумке.

– Она заметала следы, ты заметил? – спросил Гаспод.

– Заметил, – сказал Моркоу и закрыл глаза.

– И что, она всегда платит за куриц?

– Да.

– Почему?

Моркоу повернулся на бок.

– Потому что животные за них не платят.

Гаспод посмотрел на затылок Моркоу. Да, Гаспод обладал редким даром – он умел говорить, но, глядя на покрасневшие уши Моркоу, он вдруг понял, что сейчас, пожалуй, стоит задействовать намного более редкий дар – умение молчать.