Ночью они занимались любовью, и Ноэль превзошла себя. Готье полагал, что, возможно, на нее возбуждающе подействовала та легкая ссора, которая произошла у них днем.

Той же ночью он сказал ей:

– Ноэль, ты можешь стать замечательной актрисой. И тогда я буду очень гордиться тобой.

– Спасибо, Арман, – прошептала она.

Утром Ноэль приготовила завтрак, и Готье отправился в театр. Когда днем он позвонил ей, никто не ответил. Вернувшись вечером домой, он не застал ее. Готье долго ждал ее возвращения и, поскольку она так и не пришла, всю ночь не сомкнул глаз, думая, что с ней случилось несчастье. Он пробовал звонить ей на квартиру, но и там не взяли трубку. Он послал телеграмму, но она вернулась назад, и, когда после репетиции он пошел к Ноэль домой, никто не открыл ему дверь.

Всю следующую неделю Готье прожил как в лихорадке. На репетициях у него ничего не получалось. Он кричал на актеров и окончательно вывел их из равновесия. Тогда второй режиссер предложил прерваться на денек и немного успокоиться. Готье согласился. После того как актеры ушли, он, сидя на сцене в одиночестве, пытался разобраться, что же с ним произошло, и пришел к выводу, что Ноэль просто обычная баба, дешевая, честолюбивая блондинка с душой продавщицы, задумавшая стать звездой. Про себя Готье пытался очернить ее, но вскоре убедился, что это бессмысленно. Он должен вернуть ее. Всю ночь режиссер бродил по парижским улицам, заходил в небольшие бары, где его никто не знал, и напивался. Он ломал себе голову, как найти Ноэль, но ничего не придумал. Он даже не знал ни одного человека, с которым можно было бы поговорить о ней. Разве что с Филиппом Сорелем. Нет, об этом не могло быть и речи.

Через неделю после исчезновения Ноэль Арман Готье вернулся домой в четыре часа утра. Он был пьян. Открыв дверь и войдя в гостиную, Готье увидел, что там горит свет. В одном из мягких кресел в его халате с книгой в руке, свернувшись калачиком, расположилась Ноэль. Она взглянула на него и улыбнулась:

– Привет, Арман.

Готье уставился на нее. От радости у него сильно забилось сердце. Он почувствовал огромное облегчение и был бесконечно счастлив.

– Завтра начинаем занятия, – сказал он.

Вашингтон, 1940 год

Вашингтон, округ Колумбия, показался Кэтрин Александер самым волнующим городом из всех, которые она когда-либо видела. Она всегда считала Чикаго сердцем страны. Однако Вашингтон явился для нее откровением. Вот где сердцевина Америки, в этом пульсирующем центре власти! Поначалу Кэтрин была озадачена тем, что в городе так много людей в самой разной военной форме – армейской, авиации, флота, морской пехоты... Впервые Кэтрин почувствовала, что зловещая угроза войны превращается в суровую реальность.

В Вашингтоне все напоминало о войне. Если США вступят в нее, то она начнется в этом городе. Здесь ее объявят, издадут приказ о мобилизации и станут руководить военными действиями. Судьба всего мира находилась в руках Вашингтона. И она, Кэтрин Александер, не собиралась оставаться в стороне.

Она поселилась у Суси Робертс, которая жила на пятом этаже дома без лифта, в светлой и симпатичной квартире с довольно просторной гостиной, двумя прилегающими к ней небольшими спальнями, крохотной ванной комнатой и микроскопической кухней. Суси, по-видимому, обрадовалась ей и сразу же сказала:

– Быстро открывай чемодан, раскладывай вещи, возьми свое лучшее платье и погладь его. У тебя сегодня свидание. Мы идем на обед.

Кэтрин прищурилась:

– Что это ты так долго ждала?

– Кэти, в Вашингтоне девочки носят записные книжки с именами и телефонами мужчин. Здесь так много одиноких мужчин, что их просто жалко.

* * *

В этот первый вечер они обедали в отеле «Уиллард». Кавалером Суси был конгрессмен из Индианы, а Кэтрин достался лоббист из Орегона, оба приехали в столицу без жен. После обеда отправились на танцы в «Вашингтон кантри клаб». Кэтрин надеялась, что лоббист даст ей работу. Вместо этого он предложил ей машину и отдельную квартиру. Кэти вежливо отказалась.

Суси привела конгрессмена домой, а Кэтрин легла спать. Через некоторое время она услышала, как они прошли в спальню к Суси и заскрипели пружины. Кэтрин натянула на голову подушку, чтобы заглушить этот ужасный скрип, но он все равно лез ей в уши. Она представила себе, как Суси и ее ухажер бешено и страстно занимаются любовью. Утром, когда Кэтрин появилась к завтраку, Суси уже давно встала, была свежа, весела и готова к работе. Напрасно Кэтрин отыскивала у нее на лице морщинки и другие признаки разрушения организма. Их не было. Наоборот, Суси выглядела блестяще, и кожа у нее стала безукоризненной. «Боже мой, – думала Кэтрин, – это же просто Дориан Грей в юбке. В один прекрасный день она появится и будет выглядеть великолепно, а я – на сто десять лет».

Через несколько дней за завтраком Суси сказала:

– Знаешь, я слышала, что освобождается место, которое может тебя заинтересовать. Вчера на вечеринке одна девица говорила, что уходит с работы и уезжает в Техас. Не могу понять, как можно, приехав из Техаса в Вашингтон, опять вернуться туда. Я помню, что несколько лет назад была в Амарильо и...

– Где она работает? – перебила ее Кэтрин.

– Кто?

– Девица, о которой ты упомянула, – набравшись терпения, пояснила Кэтрин.

– А-а, она работает у Билла Фрэзера. Он заведует отделом по связям с общественностью в государственном департаменте. В прошлом месяце «Ньюсуик» поместил о нем статью с его портретом на обложке. Считается, что это теплое местечко. О том, что оно освобождается, я услышала вчера вечером. Так что если ты отправишься туда сейчас, то обойдешь всех своих конкуренток.

– Спасибо, – искренне поблагодарила ее Кэтрин. – Уильям Фрэзер! Я иду!

Через двадцать минут Кэтрин уже была на пути в государственный департамент. Когда она пришла туда, охранник объяснил ей, как пройти в кабинет Фрэзера. Кэтрин села в лифт и поднялась на нужный этаж. Связи с общественностью. Это как раз то, что она искала.

Кэтрин остановилась в коридоре у кабинета, достала зеркальце и проверила, хорошо ли она накрасилась. Да, она выглядит прекрасно. Еще не было девяти тридцати, и Кэтрин думала, что пришла первой. Она открыла дверь и вошла.

В приемной столпилось так много девушек, что яблоку негде было упасть. Они стояли, сидели, опирались спиной о стену и, казалось, говорили одновременно. Посетительницы осаждали стол обезумевшей секретарши, которая безуспешно пыталась утихомирить их и навести хоть какой-то порядок.

– Господин Фрэзер сейчас занят, – без конца повторяла она. – Я не знаю, когда он сможет вас принять.

– А он беседует с секретаршами, задает им вопросы? – спросила одна из девушек.

– Да, но... – Секретарша в отчаянии взглянула на толпу. – Боже мой, это просто смешно!