связаны. Эмоционально понять бедолаг можно: идеологическое вымирание неприятный процесс. Это смена поколений…» Обмен мыслями между критиками и хвалителями сериала сразу и окончательно принял крайне запальчивый характер. Аргументация и стилистика информационных войн, реставрированные Певчих, подтолкнули ее критиков обратиться к таким же мутным источникам, как это сделала она сама, и уйти в обсуждение трудового пути ее отца и чуть ли не дедушки. Этот разворот не нов для живых еще свидетелей тех давних «войн»: когда начинается соревнование в обличениях, то все участники показывают себя с худшей стороны. Стал ли этот сериал по совместительству и поколенческим манифестом? Сам будучи человеком из 1990-х, знать этого не могу. Но если и так, то выкопать из прошлого и принять в качестве своих собственных озарений какие-то давние штампы и обличения — значит не извлечь уроков и готовиться к повторению того, что однажды уже привело к провалу... ....................................................................................................................... ...Фактическое упразднение российской демократии произошло в ходе политического кризиса 1993-го. Но не в октябре, как принято думать, а в апреле. Референдум о доверии к президенту, правительству и парламенту («да-да-нет-да»), формально говоря, был выигран ельцинистами, навалившимися на противника с помощью грандиозной пиар-компании. Но по сути массы послали неодобрительный сигнал всем категориям тогдашнего начальства. Ельцинисты могли повести себя как решительные политики, назначить переизбрание обеих рассорившихся «ветвей власти» и попытаться выиграть выборы. Пожалуй, то была реальная задача. Но пришлось бы учесть материальные запросы низов и, вероятно, сменить управленческую команду на более понятную народу. Ельцин не решился на это. О всенародном волеизъявлении на следующий день забыли, как будто его и не было. «Ветви власти», как ни в чем ни бывало, принялись снова торговаться между собой из-за постов за закрытыми дверями. С этого момента российский режим навсегда стал верхушечным, а биография Ельцина как великого правителя закончилась. И продолжилась как биография правителя-неудачника, главные решения которого либо были ошибочными, либо, в лучшем случае, претендовали оказаться меньшим злом. Ельцин не стал другим человеком, просто не смог уйти вовремя. А подтолкнуть его к уходу российский руководящий мейнстрим оказался не способен. В том числе и потому, что маргинальные группы номенклатуры, которые этого ухода добивались, попутно добивались и чисток, и расправ, и реставрации империи, и еще многого пугающего. Через четыре месяца взаимные интриги зашли в тупик, и дело дошло до так называемого расстрела хасбулатовского парламента. Ни один парламентарий при этом расстрелян не был. Погибли люди, которые участвовали в малой гражданской войне на улицах Москвы. Это были массы бунтарей, которые к тому времени возникли именно в столице. Опять — в столице! Хасбулатовские парламентарии почти поголовно их боялись и ими не руководили. Да и вообще почти никем не руководили. Их спор с ельцинистами был вовсе не про демократию. Этот депутатский корпус к тому времени исчерпал свой политический ресурс и превратился в сообщество лиц, ищущих должностей. И многие из них какие-то должности потом обрели. Зато в публичной российской политике эти якобы представители народа себя в дальнейшем никак не проявили, и это не было случайностью В отличие от Путина, Ельцин не душил недругов. Его зря упрекают в отсутствии договороспособности. Она-то как раз была налицо. Член ГКЧП Василий Стародубцев несколько лет спустя стал тульским губернатором, а вице-президент Руцкой, провозглашенный хасбулатовцами главой государства, сделался бездарным и коррумпированным губернатором Курской области. Путин затем уволил обоих, а Ельцин терпеливо взирал на их проделки. Но это были не политические, а чисто интриганские компромиссы. Других теперь и быть не могло. Режим, повторю, стал верхушечным, и его глава действовал, исходя из этого факта. Ельцин не проявил того демократического и нравственного величия, которого задним числом от него требуют энтузиасты. Но все же кое от чего он Россию временно уберег. В родственных нам тогда странах, в Украине и в Беларуси, 1993 год тоже был годом кризиса. Только с принципиально разным итогом. Не все это знают, но в Украине тогда чуть не провели свой собственный референдум в жанре «да-да-нет-да». Всенародное голосование о доверии рассорившимся парламенту и президенту было назначено на 26 сентября 1993-го. Но за пару дней до этого противоборствующие стороны референдум отменили и условились просто провести досрочные выборы президента и парламента. Которые, помимо прочего, к удивлению президента Леонида Кравчука (тамошнего аналога Ельцина), принесли во втором туре победу Леониду Кучме (аналогу Черномырдина). Так что обошлось без стрельбы, а первый демократический лидер Украины (хоть и менее яркий, чем Ельцин, но тоже заслуженный) вовремя был заменен. И новый парламент, хоть и не менее скандальный, чем предыдущий, все-таки смог принять конституцию, которую, в отличие от российской, не воспринимали как навязанную стране. Украинской демократии предстояло много приключений, но все-таки, в отличие от российской, она не была тогда свернута. Причина явно не в отсутствии там коррупции или олигархата. Процветало и то, и то. Украинские олигархи по своим параметрам оказались ничуть не лучше российских. А в смысле коррумпированности Кучма невыгодно смотрелся даже и рядом с Кравчуком, тоже совсем не святым. Зато в Украине нациестроительство как раз тогда стало набирать ход, а в России оно уже зашло в тупик и начинало смешить и раздражать людей. В Украине понемногу складывалась политическая нация, а в России этот проект провалился и взамен по восходящей пошла уже имперская ностальгия. Поэтому, в отличие от очень похожих российских, растленные правящие слои тогдашней Украины в какой-то мере ощущали свою ответственность перед страной. Из-за этого раскол в их среде не был таким безнадежным, а выбор между Кравчуком и Кучмой — не таким пугающим, как выбор между Ельциным и такими маргиналами как Анпилов или Руцкой. В отличие от Украины, сохранить в России какой-то каркас демократии мог только очень сильный и очень прозорливый лидер. Ельцин таким уже не был. Но он тогда не допустил и самого худшего. В Беларуси в 1993-м не было ни персональной власти (президентский пост еще только собирались учредить), ни олигархата (приватизация крупных предприятий так и не началась). А народный гнев из-за падения уровня жизни бушевал вовсю. Кляли начальство, представители которого раскололись на номенклатурное большинство и национал-либеральное меньшинство. Это меньшинство еще и дополнительно раздражало массы тем, что увлеклось нациестроительством, которое на тот момент воодушевляло там людей не больше, чем в России. 14 декабря 1993-го в белорусском парламенте выступил мало кому известный Александр Лукашенко — глава специально созданной комиссии по борьбе с коррупцией. После его доклада, в котором он разоблачил в мелких и средних злоупотреблениях всю верхушку Беларуси и за которым,