Вечерами подрабатывала в пекарне – до трех утра, до «утреннего» хлеба. Приходила оттуда и без сил валилась на кровать. Вероника стаскивала с нее одежду. Завтракали теплым батоном и любимой колбасой. А на каникулы уезжали к Викиной маме. Городок был тихий, сонный, спокойный. Вика мечтала выучиться и вернуться домой. Мать ее, женщина добрая и славная, Веронику приняла как родную дочь. Каждое утро пекла девчонкам свежие плюшки и пирожки – откармливала.

«Как на убой!» – злилась полная Вика, но пирожки ела – такая вкуснятина! Зимой ходили на лыжах, летом бегали на речку и за грибами.

Такой подруги у Вероники больше никогда не было. Она даже и не стремилась в дальнейшем построить подобные отношения. Знала – такого больше не будет. Такого доверия, понимания, искренности. Никто не сможет ее понять, как понимала подруга. Никто не пожалеет с такой силой души и не даст правильного совета. Никому больше она не сможет рассказать самое сокровенное, стыдное, невозможное. Они могли проболтать до самого утра, до рассвета, когда глаза уже закрыты и заплетается язык. Вот тогда Вероника поняла, что теперь она – не сирота и не одиночка. У нее есть Вика. Есть Викина мать и мальчишки. У нее появилась родня. И жить уже не так страшно.

Вика уговаривала ее съездить к матери. Прямая, резкая Вика пыталась оправдать мать подруги или хотя бы найти причину, почему та так и не приехала к дочери.

Вероника сначала и слушать не желала, а потом постепенно стала сдаваться. Только время тянула – страшно было. Страшно возвращаться в поселок, страшно посмотреть в глаза матери, страшно пойти на могилу отца.

На втором курсе Вика призналась подруге, что влюблена в Генку Смирнова. Вероника только охнула – Генка Смирнов был ярким красавцем. Девицы вились вокруг него, как пчелы над ульем. На Вику он не смотрел – не его поля ягода.

От страданий бедная «плюшка» Вика дохуделась до сорок четвертого размера. Но Генке Смирнову все это было до фонаря.

Вика не сдавалась и обещала завоевать «сердце красавца». Отговаривать ее было бесполезно – не тот характер.

Вика страдала, лила горькие слезы, заваливала зачеты и пропускала лекции. Вероника переписывала за нее лекции, делала шпаргалки и пыталась заставить ее заниматься. Кое-как сессию сдавали – с божьей помощью.

На пятом курсе Вика наконец разлюбила коварного Генку и стала встречаться с хорошим парнем по имени Витя. Витя был простым работягой – работал на стройке. Вика говорила, что парень он хороший, работящий, непьющий и «очень свой». Осенью решили пожениться, и Вика призналась подруге, что она «слегка беременна». Ну и ладно – какая беда! Через два месяца свадьба, весной диплом, а там – и вся жизнь!

Сыграем свадьбу, окончим «эту бадягу» – так Вика называла учебный процесс – и домой! К мальчишкам и маме. Витька там устроится на комбинат – рабочие руки всегда нужны, а я отсижу с полгода с ребеночком и – работать. В нашу больничку. Там меня ждут. А мама поможет. Выживать всегда проще гуртом, уверенно говорила Вика.

А как выживать, ей было известно. Очень хорошо известно. Даже слишком.

Уже купили платье – белое, до полу, с серебряной ниткой по рукавам и подолу. Достали и туфли – на Викину «лапу» это было непросто.

Договорились, что в студенческой столовке накроют столы. А уж мама привезет кучу всего – банки, соленья, грибы. Напечет пирогов и зарежет кабанчика.

А за две недели до свадьбы Вика погибла. Попала под машину. Водитель был пьян и сбил ее на пешеходном переходе.

Витька запил по-страшному, по-звериному. Мать Вики слегла – отказали ноги. Мальчишки держались за руки и дрожали от страха.

А Вероника… Вероника потеряла самого близкого и дорогого человека. Подругу, сестру. Сиамского близнеца. Оказалось, что разорвать их можно. Разорвать, растащить, разделить.

Физически – да… оказалось, что можно.

Просто разорвалась в клочья, покрылась льдом Вероникина душа. В который раз.

Только от этого не менее больно. А даже совсем наоборот!

Уже на четвертом курсе она поняла, что пойдет в ординатуру по акушерству и гинекологии. Профессор Куцак считал Веронику лучшей из своих учеников. Он был совсем стар, страдал сильной астмой, передвигался с трудом, но лекции читал так, что заслушивались даже самые легкомысленные студенты. Она часто провожала его до дому. Он был одинок, поговаривали, что жена его бросила, бросила некрасиво, уйдя к его руководителю, забрав с собой их общего сына. С ребенком видеться не давала, и профессор уехал из столицы в Р. подальше от «горя». Хозяйство вела Фрося, простая женщина из местных. Деревянный барак стоял на окраине города и продувался всеми ветрами. Позже, когда она попала к нему в дом, даже она, совсем неизбалованная, удивилась той нищете, той убогости, в которой существовал профессор на пару со своей «домоправительницей».

Фрося казалась суровой и вредной, но потом Вероника поняла – тетка она душевная и несчастная, совсем одинокая. Тогда профессор Куцак показал Нике свои тетради. «Готовая докторская, – посмеялся он. – Возьми, пригодится!»

Она долго отказывалась, но он уговорил, и тетради она скрепя сердце взяла.

Диплом она защитила с блеском, закончила интернатуру по хирургии, а в ординатуру профессор Куцак уговорил ее поехать в Москву. В Р. ее ничего не держало. Кроме Викиной осиротевшей семьи и старенького учителя. Как она бросит их? Как уедет? Но Викина мать сразу же пресекла подобные разговоры: «Из-за нас? Тратить свою молодую жизнь? Да ни за что!» То же сказал и профессор.

И Вероника уехала. Перед отъездом сходила на кладбище к Вике и попросила прощения.

Потом зашла к любимому учителю – попрощаться. Фрося обняла ее, и обе заплакали. А профессор утешал их и повторял, что она поступает правильно. В столице возможностей больше, а уж ей, Веронике, с ее-то талантом…

Общежитие, где ей после поступления дали место, находилось на окраине города. Точнее, это была уже не Москва, а город Химки.

В центр столицы Вероника попала только спустя пару месяцев. Настроение было такое, что ничего не хотелось. А когда приехала и вышла на улице Горького, замерла от восторга. Это был ее город! Она поняла это сразу. Не испугалась его суеты, шума и ошеломляющего количества машин и народу. Она, словно наркоман, не могла надышаться его свободой – здесь никому до тебя не было дела. Все спешили по своим делам, отчего-то хмурились, почти никогда не улыбались, и все же… Ей было так легче – легче затеряться в его водоворотах, в его сумасшедшем ритме, в его равнодушии – почти ко всем, так было легче сбежать, укрыться, спрятаться от себя самой.

После окончания – блестящего окончания! – ординатуры пошла работать в роддом на окраине. А спустя два года поступила в аспирантуру.

В аспирантуре ее сразу заметили. И даже две печатные работы попали в известный медицинский журнал. А спустя полтора года она получила приглашение принять участие в конференции молодых акушеров. Требовалось выступить с докладом.