Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Судорожно дёргая кадыком, человек присмотрелся. Кожа на запястье колдуна принадлежала не старику, а, скорее, зрелому мужу. Немолода, но и не почиркана ветхими бороздами.
— Крепок, — уважительно заметил не-волхв. — Лето-другое мне подаришь... Тебе так и так конец близок, а я попью жизнюшки... Ведаешь ли, но при неспешном умучении она полегче, поухватистее перетекает.
Левую руку снова опалило — молодой выучень вколотил новый гвоздь, обеспокоенно спрашивая у наставника:
— Верно ли?
— Верно, — согласно повёл головой тот, будто урок принял. — Вдоль жил, меж ними пробивай.
К удивлению, второй гвоздь меньше беспокоил человека, отзываясь дёрганьем и сливаясь с крутящим прожиганием от первого собрата.
— А... не лопнешь? — с издёвкой молвил привязанный, замечая, как в глотке прочно осела не его, не родная хрипотца, напрочь перекрывшая так любимый жёнками мягкий, певчий говорок.
— Заговорил! Я уж сомневаться начал, — седой переместился так, чтобы лежащий мог рассмотреть его в подробностях. Свежий, с проступившим румянцем, дерзкий. Волосы ещё белели старостью, но уже начинали маслиться, напитываться здоровыми хозяйскими соками. — Не боись. Сдюжу. Скоро отниму тебе другую руку. После отвару дам, чтобы в беспамятство не впал. Ты его примешь... все принимают. Терпеть — оно куда хуже. Как пообвыкнешься, отдашь мне моё, ногам очередь настанет. Головушка буйна напоследок. В ней — самая жизнь после сердца... Сам виноват, сотенный. Сам виноват, Ключимушка. Вспомнил бы про умишко, не совался, куда не след — пожил бы ещё малость. Докуки от тебя много. Вцепился в загривок, аки репей, да только сброшу я тебя. Навеки.
Наши дни
Антонова арифметика выливалась в покрытый цифрами и стрелками-закорючками ребус, более всего смахивающий на попытки сумасшедшего вычислить конец света за пять минут до отбоя по больнице. Логика, понятная только другу, заставляла Иванова с уважением посматривать на то стремительно носящийся по альбомному листу, то замирающий в нерешительности карандаш, выступая в роли адъютанта.
Поглощённому аналитикой призраку, без всякой системы, требовались показания, протоколы осмотра, рапорты выезжавших на места полицейских, распечатки телефонных звонков, снова протоколы.
Отчаявшись понять, что происходит, Сергей в полной тишине исполнял просьбы, из-за чего вскоре захватил львиную часть начальственного стола, раскладывая копии полицейских материалов по группам, для большего удобства.
Фрол Карпович подобное самоволие терпел, откинувшись на спинку кресла и читая свои бумаги на весу. Изредка сопел в знак недовольства.
***
— Есть! — через какое-то время вскрикнул Швец, довольно потрясая результатом письменных изысканий. — Разрешите доложить?
— Слушаю, — очередной документ лёг на стол чистой стороной кверху, во избежание прочтения посторонними. — Чего ты там надумал?
— Минимальный период между контактом с родственниками и обнаружением умершего подростка составляет один час десять минут. Речь идёт о девочке под логином Мира... Но данные из смартфона показывают, что этот отрезок можно сократить почти вдвое. Она проверяла соцсеть спустя полчаса после того, как её видела мать. У покойной имелась своя комната.
— И что? За сорок минут можно успеть многое.
— Совершенно верно. Только другой подросток, Лимон... Фрол Карпович, — с толикой виноватости сказал призрак. — Можно я буду логинами пользоваться, иначе в фамилиях с отчествами запутаемся. Нам же результат важен, а не точность?
— Дозволяю.
— Так вот, Лимон покончил с собой на балконе, так как собственного угла в двухкомнатной квартире не имел. Судя по фото с телом — утеплённом. В его случае зазор составляет один час пятьдесят минут. Родители спали после праздника. Сына не видели, но слышали, как он по квартире ходил. Точное время засёк отец, у кровати часы стоят. Проснулся, и вновь отрубился. Ну, вы знаете, как это бывает...
— Ближе к главному.
— Лимона нашли в уже порядком подстывшем виде. Согласно показаниям матери, обнаружившей сына, — тут он с натугой проглотил образовавшийся в горле ком, заодно прогоняя мысли о том, что пережила бедная женщина, — тело тактильно ощущалось как заметно похолодевшее.
Для шефа заключения подчинённого звучали неубедительно.
— Мёртвые завсегда прохладней живых. Тем паче, зима, балкон, горе материнское...
— Вполне допускаю, — Антон сосредоточенно потряс листом. — Только в графе «место работы» у неё указано: «Офтальмолог. Городская поликлиника №...» Она с врачебным образованием! Пусть и не профильным, патологоанатомическим, но базовые знания имеет. Их в обязательном порядке будущим врачам преподают.
— Зыбко.
— И снова согласен. Однако, сколько нужно минут и часов, чтобы умереть от отравления снотворным? Думаю, в каждом случае всё индивидуально. Зависит от множества параметров, включая объём принятых лекарств. Так вот! Лимон выпил лишь один блистер. Это явственно следует из протокола осмотра. Второй обнаружился в кармане. Так же один выпил Песец Красивый. Он ещё пару пилюль проглотил, из другого, а остальные под подушку сунул. Побоялись употреблять больше... Надеялись, что... да я без понятия, на что они надеялись, кретины малолетние! — прорвало Швеца. — Пройтись по краю или сыграть в аналог русской рулетки с самим собой?! У меня фантазии не хватает оправдания им искать! Но от упаковки снотворного умирают редко. Тем более, с такой скоростью.
Уставший от роли помощника Иванов шлёпнул ладонью по столу:
— Считаешь, таблетки с сюрпризом?
— Вскрытие покажет... А я бы проверил. По нашей линии.
— Ждите! — зло пробасил Фрол Карпович, исчезая. — Будут вам таблетки!
(*) Глубокий интернет — это скрытая группа веб-сайтов, доступная только через специализированные браузеры. Они используются для сохранения анонимности и приватности действий, совершаемых в интернете, — как законных, так и не очень
(**) Александр Корвин Гонсевский — государственный и военный деятель Великого княжества Литовского. Комендант Кремля с 1610 по 1612 год
(***) Охотник — (устаревшее) в данном случае синоним слова доброволец
Глава 8 Градоубийца
1609 — начало лета 1611 года
Сотник Ключима войны не видал, другим занимался. В те дни, когда народец бежал от разорения и по лесам прятался, ему доводилось беречь город от лихих людей, плодящихся как грибы после дождя да норовящих чинить разбой там, где поляк не дошёл.
Денно и нощно он со своей, теперь уже полусотней (другая половина ушла по государеву наказу в Москву), мотался по лесам с оврагами, выискивая, вынюхивая оголтелых