— Устала? Сил на кофе с коньяком у тебя хватит?

— Вполне. — Алекса тоже улыбнулась.

— Прекрасно, — кивнул Марк. — За кофе и поговорим.

— О том, как нам подменить статую? Марк, я только об этом и думаю. Конечно, такие вещи нельзя планировать, но…

— Я вовсе не это имел в виду, Алекса. Я хотел поговорить о том, что произошло на Кавосе… — Марк подозвал официанта и заказал кофе и коньяк. Заказ почти тотчас же принесли, и он, немного помолчав, вновь заговорил: — Да, я хочу поговорить именно об этом, о нас с тобой… Поверь, Алекса, я вовсе не собирался воспользоваться твоим добрым отношением ко мне. И я не воспользовался. Ведь мы с тобой взрослые люди. Нас влекло друг к другу, и это не имело никакого отношения к моему заданию.

— Не имело отношения?

— Ни малейшего. Ты должна мне поверить, иначе разговор не имеет смысла. Ты была… очень дорога мне. И по-прежнему дорога. — Он посмотрел ей в глаза. — Ты мне веришь, Алекса?

Она молча кивнула.

— А когда мы занимались любовью…

Алекса отвернулась.

— Нет, смотри на меня, — потребовал Марк. — Когда мы занимались любовью, между нами существовало нечто большее, чем страсть. Это было настоящим чудом.

— Тогда почему ты не сказал мне правду?! — воскликнула она. — Почему ты позволил лжи стать между нами?

Марк потупился.

— Потому что я хотел… Я хотел сохранить то, что нашел.

— Но ты ведь понимал, что это невозможно, не так ли?

Марк промолчал.

— Да, ты прекрасно все понимал, — продолжала Алекса. — Твоя работа не оставляет места личным отношениям. Когда все закончится, ты вернешься в Англию, а я останусь на Кавосе. Я права?

— Да, ты права, Алекса. — Он накрыл ладонью ее руку. — Но прежде, чем я уеду, я хочу восстановить наши добрые отношения, а этого не случится, пока ты не простишь меня, не простишь мне ложь и обман.

В глубине души она уже простила его.

— Когда мы расстанемся, Алекса, мы должны сохранить добрые чувства…

— Мы сохраним их, — прошептала она.

Марк вздохнул с облегчением. Разумеется, ему не хотелось думать о том, что им придется расстаться, но теперь он знал, что не будет мучиться, вспоминая об этой женщине.

— То, что произошло между нами… это было настоящим, истинным — во всяком случае, для меня, Алекса.

— И для меня, Марк.

Алекса почувствовала, что на глаза ее навернулись слезы, но она сдержала их и заставила себя улыбнуться.

…Они шли по тихим ночным улочкам, шли молча, потому что молчание сейчас вполне их устраивало, — оба понимали, что разговорами могли бы все испортить. Лишь когда они поднялись в номер Алексы и зажгли свет, Марк наконец заговорил:

— Видимо, лучше выключить верхнее освещение. — Он подошел к кровати и включил настольную лампу. — Да, так гораздо уютнее.

Двуспальная кровать с продавленным матрасом и кривобокий комод выглядели столь убого, что Алекса рассмеялась.

— Главное, тут чисто, — сказала она. — И я здесь прекрасно выспалась.

— Ты заслужила отдых, — кивнул Марк. — Путешествие было утомительное.

— Я не жалуюсь.

— И от этого мне еще тяжелее, — сказал Марк.

Он по-прежнему стоял рядом с кроватью и ждал. Ждал, когда Алекса попросит его удалиться. Однако она молчала и вопросительно поглядывала на него. Казалось, она тоже чего-то ждала.

Наконец, не выдержав, он протянул руку и осторожно прикоснулся к ее щеке. Она не отстранилась, и Марк хрипло прошептал;

— Алекса, я так хочу тебя…

Она попыталась ответить, но у нее перехватило дыхание. И она ответила ему взглядом.

В следующее мгновение Марк обнял ее, и губы их слились в поцелуе. Минуту спустя он прошептал:

— Значит, ты не прогонишь меня?

— Нет, Марк, только не сегодня. Я слишком по тебе соскучилась.

Он стиснул ладонями ее лицо и стал покрывать его поцелуями.

— Прости меня, Алекса, прости… Я не хотел обидеть тебя, не хотел…

— Знаю, Марк, — шепнула она.

Тут он принялся расстегивать пуговицы на ее блузке, а затем — молнию на юбке, и вскоре и блузка, и юбка с легким шорохом соскользнули на пол. А в следующее мгновение Алекса оказалась в его в объятиях — горячая и трепещущая.

— Марк, твоя одежда… — пробормотала она.

— Да, я… — Он принялся возиться с пуговицами на рубахе, но Алекса остановила его руки и сама стала его раздевать.

Ее пальчики оказались на удивление проворными, и через несколько секунд она стащила с него рубашку. Затем потянулась к пряжке ремня. Прошло еще несколько секунд, и их обнаженные тела соприкоснулись. Марк заключил ее в объятия, опустился вместе с ней на кровать и прошептал:

— Хочу, чтобы для нас это было впервые.

— Так и будет, Марк. — Алекса поняла его. Впервые они займутся любовью честно — между ними не будет ни лжи, ни обмана.

— Это будет прекрасно, — шептал он, лаская ее. — Ты забудешь прежнего Марка.

— Кое-что мне нравилось и в прежнем Марке. Я не хочу его забывать.

— О, Алекса…

Он принялся целовать ее груди, а она тихонько застонала; по всему ее телу разливался жар, и ей казалось, что она вот-вот сгорит в этом пламени. Потом стал покрывать поцелуями ее живот и бедра; когда же губы его коснулись ее лона, Алекса вскрикнула и затрепетала — жар становился нестерпимым. Закрыв глаза и запрокинув голову, она наслаждалась этой сладостной пыткой, и из горла ее вырывались громкие стоны.

Но вот Марк наконец-то вошел в нее, и она поняла: все происходившее ранее было прелюдией, теперь пришло время симфонии. Их тела двигались в полной гармонии, словно слились в единое целое, и они достигли наивысшего блаженства одновременно. И тотчас же Марк обнял ее и прижал к себе — он не желал с ней расставаться. Наконец она попыталась отодвинуться, но он прошептал:

— Нет, пожалуйста, останься рядом.

Алекса тихонько вздохнула и прижалась щекой к его плечу. Она знала: им предстоит расстаться и скорее всего это их последняя ночь. Но сейчас ей не хотелось об этом думать — хотелось заснуть и проснуться в объятиях Марка, хотелось эту ночь, последнюю, провести с ним рядом.

…Они добрались до Мемнопы благополучно (машину Марк взял еще накануне, до ужина), однако городок разочаровал Алексу, он почти не отличался от Триполиса.

— Зато здесь замечательное морское побережье, — заметил Марк.

— И где же оно?

— К северу отсюда. И еще там есть очень симпатичная бухта.