Он сделал паузу, позволяя остальным переварить сказанное.

— Вот черт, — не удержался кое-кто из присутствующих.

Клайв между тем вещал:

— Да будет вам известно, что родоначальником английского феодализма стал Вильгельм Завоеватель, ставший правителем страны после битвы при Гастингсе в 1066 году. Вследствие этого завоевания он стал единоличным хозяином всех земель государства, и распределил их между своими графами, баронами и прочей знатью в обмен на военную поддержку. Держатель феодальных земель назывался «главным нанимателем».

Зрители заерзали. Они сюда не лекцию по истории пришли.

Клайв как ни в чем не бывало продолжал:

— Типичное английское поместье представляло собой деревню, церковь и пахотные земли, которые главный наниматель в свою очередь сдавал свободным землевладельцам-франклинам. (Франклины — что-то вроде нынешних фермеров.) Лорд поместья был всемогущ. В его полномочия входил созыв так называемого Манориального суда, в ведении коего находились права и обязанности арендаторов, изменение границ арендуемых земель, а также разрешение споров. Суды эти зародились в глубокой древности, а первые их документированные постановления относятся к тринадцатому столетию. Около шестнадцатого века они начали сдавать позиции, уступая место королевским судам, а в девятнадцатом почти все они прекратили свое существование. Формально им был положен конец «Актами о собственности» от 1922 и 1924 гг.

Скучно, зато как впечатляет, подумал Клайв. А самое главное, все — чистая правда, на случай если кто из присутствующих сведущ в истории. Клайв четко знал, что лучшая афера должна основываться на фактах и подстрекать клиентов, уповая на их алчность.

— Сегодня у тех из вас, кто присутствует в этом зале, а также тех, кто принимает участие в торгах по телефону, есть уникальный шанс приобрести титул английского лорда. Некоторые из присутствующих успели побывать в старинной деревушке и проникнуться очарованием нетронутой девонширской природы. Мы не стали оценивать, какова нынешняя стоимость имущества и имущественных прав, но я прекрасно понимаю, что те из вас, кто решит задаться целью, вполне могут сделать это самостоятельно.

Одна из девушек-телефонисток подняла руку:

— К нам пробиваются из Японии. К сожалению, связь прерывается — у нас есть еще минут пять.

Лорд Клайв намек понял:

— Лот первый — и единственный. — Он хмыкнул. — Титул лорда поместья Эском. Первоначальная цена — двадцать тысяч долларов.

В зале послышались смешки. Но одновременно с этим оживились и телефоны. Цена в мгновенье ока возросла до тридцати пяти. Потом кто-то из зала выкрикнул «тридцать шесть». Пауза. Эдгар Деларм, сам того не подозревая, стал объектом пристального внимания. Как только он появился, Клайв указал на него остальным, и теперь сообщники неотрывно следили за реакцией бородача. Не стоило пугать новичка, пока он еще не начал. По своему богатому опыту эти парни знали, что разнервничавшиеся новички порой не в силах даже руку поднять. Но раз уж подняли…

Деларм поймал взгляд лорда Клайва. Тот кивнул.

— Тридцать семь, — отрезал Клайв, сверля взглядом комнату. — Восемь, девять, сорок. Кто предложит сорок одну?

Он даже не взглянул в сторону Деларма, который все никак не мог поверить, что «тридцать семь» выкрикнул именно он. Ставки повышались так стремительно, что трудно было понять, где чья. Тем не менее ожидали сорок одной. Деларм поднял руку…

— Сорок одна. Спасибо, сэр. Я слышу… да, сорок две. Кто больше?

Деларм потрогал свою черную бородищу. Для себя он установил потолок в пятьдесят тысяч и теперь искренне надеялся, что до этого не дойдет.

— Сорок три.

Он вскинул руку:

— Сорок четыре.

Неужто это он? Клайв перевел взгляд на телефонисток — те, что держали по две трубки, тщетно пытались справиться со шквалом звонков. Снова пауза. Опять Деларм в недоумении: его ли эти сорок четыре или кого из конкурентов? Клайв задумчиво поиграл молоточком. Деларм снова подал голос:

— Сорок пять.

Кто-то захихикал, и Деларм немедленно покраснел. Должно быть, он перебил собственную ставку. В комнате было полным-полно чужаков. Если они считают его глупцом, то очень ошибаются.

Однако Клайв благодушно посмотрел на него.

— Сорок пять, сэр.

— Сорок шесть! — выкрикнул кто-то.

— Сорок семь, — отрезал Деларм.

— Сорок восемь!

— Сорок девять, — подоспел Деларм.

— Пятьдесят.

Легкая заминка. Вот он, потолок. Те, что сидели на телефоне, не имели ни малейшего понятия о том, как далеко мог зайти чернобородый, но в людской психологии разбирались отлично. Они ждали, когда Деларм поднимет руку.

— Пятьдесят одна.

Клайв улыбнулся.

— Спасибо — хотя после пятидесяти накидывается по две. Значит, пятьдесят две.

— Пятьдесят четыре, — тут же отозвалась телефонистка.

Деларм облизнул губы. Клайв неотрывно наблюдал за ним. Бородач опустил руки на колени — отрицание, ладонями вниз. Жаль, что Деларм установил себе такой маленький потолок, — но Клайв не позволит ему уйти с пустыми руками.

Снова телефон.

— Пятьдесят шесть.

Клайв тут же отреагировал:

— Пятьдесят шесть, телефон. — Накрыв ладонью микрофон, он доверительно обратился к залу:

— Эти ребята, по телефону, даже не удосужились прийти! Не понимаю некоторых! Ну, кто предложит пятьдесят восемь?

Ни единого взгляда в сторону Деларма, тем не менее ему удалось вытянуть из него:

— Пятьдесят восемь.

Вмешалась телефонистка:

— У меня шестьдесят. — И добавила: — Япония таки дозвонилась.

— Шестьдесят тысяч, Япония, — провозгласил Клайв.

Деларм оборвал его:

— Шестьдесят две.

Кажется, к нему вернулось прежнее упорство. Как только он услышал «шестьдесят четыре», он тут же повысил ставку до шестидесяти шести.

Девушка объявила, что связь прервалась, и Деларм ухмыльнулся.

Снова телефонисты:

— Австралия? Я фиксирую, шестьдесят восемь.

— Семьдесят, — объявил Деларм.

— Семьдесят две.

Клайв взглянул в лицо Деларму. Неужели он остановится на семидесяти? Клайв сказал:

— Семьдесят две, Австралия.

Деларм закусил губу.

Клайв вопросил:

— Что-что — семьдесят четыре?

— Да!

Но это был не Деларм. Голос, раздавшийся с задних рядов, был незнакомым, и несколько сообщников Клайва обернулись с видимым удивлением: голос принадлежал маленькому толстячку, которого никто раньше не видел. Закатился с улицы, да и увлекся процессом.