30 марта 1937 года Бунин и Набоков приняли участие в чествовании Тэффи[229]. 2 апреля 1937 года Набоков делится с Верой Набоковой очередными наблюдениями театрально-богемной жизни: «На-днях приятненькая была вечеринка, нечего сказать: тра-ла-ла, Алданов во фраке, Бунин в мерзейшем смокинге Ильюша в таких узких штанах, что ноги как две черных колбасы, милая, старая Тэффи. Бунин все изображал мою “надменность” и потом прошипел: “вы умрете один и в страшных мученьях”»[230]. Как верно заметил Андрей Бабиков, «эти слова вложены Набоковым в уста Бунина в сцене обеда в ресторане, описанной»[231] в автобиографиях. Из письма, которое Набоков отправил Вере 12 апреля 1937 года, мы узнаем о недавнем первоапрельском розыгрыше, учиненном Набоковым. Набоков в шутку пустил слух о том, что «ночью, покамест Бунин кутил, его квартиру ограбили. Весть быстро распространилась, и в тот-же день репортер из П Н отправился к – весьма сердитому, – Ивану. Кажется, он обиделся на меня, когда все выяснилось. Не понимаю, что тут обидного»[232].

26 апреля 1937 года Бунин и Набоков читали рассказы Евгения Замятина на вечере его памяти[233]. 1 мая 1937-го Набоков описывает впечатления от этого вечера: «Какой это неприятный господин, – Бунин. С музой моей он еще туда-сюда мирится, но “поклонниц” мне не прощает»[234]. Это происходило в Париже, в самый разгар романа Набокова с русской парижанкой Ириной Гуаданини. Вера Набокова с трехлетним Дмитрием все еще находилась в нацистской Германии, где действовали нюрнбергские расовые законы. Трудно читать без горькой оскомины упоминания о любовнице в письмах Набокова к жене. Двусмысленное опровержение звучит и в письме, отправленном 10 мая 1937 года, уже незадолго до отъезда из Парижа; к тому времени Вера Набокова с сыном покинула Берлин и в Чехословакии ждала воссоединения с мужем:

Уже после бегства Набоковых из Германии, за время их долгого пребывания на французской Ривьере, Бунин посетил Набокова дважды. Первый визит состоялся в Каннах, где Владимир, Вера и Дмитрий Набоковы жили с июля по октябрь 1937 года – и где Набоков переживал мучительный разрыв с Ириной Гуаданини. Во время встречи в Каннах Набоков полушутливо-полусерьезно процитировал недавнюю статью З. Шаховской, опубликованную в Бельгии по-французски. «Вы что же называете меня “чудовищем”?» – напрямик спросил он Бунина. В статье Шаховской, о которой говорилось выше, цитируются такие слова Бунина: «Un monstre, mais quel écrivain» («Чудовище, но какой писатель»). 26 августа 1937 года в интервью белградской газете «Правда» в ответ на вопрос об эмигрантских писателях младшего поколения Бунин особенно выделил Набокова, а также похвалил Газданова и отметил прозу Берберовой[236].

В декабре 1937-го Набоков отправил Бунину поздравительную открытку из Ментоны, где Набоковы прожили с октября 1937 по июль 1938 года:

В феврале 1938 года пришел ответ Бунина из Парижа. Когда оказалось, что нельзя было снять виллу «Бельведер» (Villa Belvédère) на лето 1938-го, Бунины начали искать другой дом на юге Франции. Эта открытка (илл. 13), отправленная из Парижа в Ментону, – один из немногих уцелевших бунинских фрагментов корреспонденции двух писателей: