– Егор, а почему ты вообще решил сейчас об этом поговорить? У тебя были какие-то проблемы с ревностью? В прошлых отношениях?

– Были, – признался он. – Я тебе уже рассказывал. Что-то серьезное случилось в моей жизни всего дважды, и оба раза мы расставались из-за ревности.

– Ты никогда не рассказывал подробности… Но я-то, вроде бы, на ревнивую не очень похожа? – Ее слабая улыбка осталась без ответа.

– И те девушки тоже не были похожими, поверь. Все началось, когда мы уже поселились вместе. Постепенно так… Сначала я просто замечал скрытое недовольство. Это уже было очень грустно. Они ведь пытались терпеть, скрывать, работать с собою. Обе были женщинами умными и тонкими. Но когда так близко знаешь человека, невозможно не понять, что ему больно, какой бы широкой улыбка ни была.

– Это все было на ровном месте? Ты не давал им повода для ревности?

– Ревности не надо ничего давать, – усмехнулся Егор. – Она всегда и сама находит все, что требуется для ее осуществления. Ты же знаешь мою жизнь. Бывает, я запойно работаю и даже ночую в мастерской. У меня широкий круг общения, я почти каждый вечер пью с кем-то вино.

– И когда же ты понял, что больше не можешь с ревностью уживаться?

– Оба раза я до последнего верил, что у них получится взять эту высоту. Помогал, как мог. Мы много говорили. Но, видимо, я бездарный кухонный психотерапевт. Мою первую женщину застал в итоге с моим мобильным в руках. Эсэмэски читала. А вторая – взломала Фейсбук. И это было уже за гранью – она не просто прочла частную переписку, но еще и написала нескольким девушкам, которые показались ей подозрительными. Проверить меня хотела.

– Да, это неприятно…

– Надеюсь, ты на такое никогда не пойдешь.

– Можешь даже в этом не сомневаться. – В тот момент Алена искренне верила, что так тому и быть.

Однако многие дни спустя, когда и свадьба, оставшаяся в памяти вереницей смутных кадров, и медовый месяц, который они провели в Лиссабоне, остались позади, Алена все чаще начала ловить себя на погруженности в какую-то странную хандру. Сначала это были мимолетные ощущения, как будто тени, пробежавшие по лицу, – проходит несколько минут, и ты уже сама не веришь в них. Но со временем хандра становилась все плотнее и прочнее, и вот наконец Алена начала ощущать себя мухой, попавшей в каплю янтаря.

Егор не так уж много времени оставлял для семьи, для нее. На первом месте у него всегда были какие-то проекты. Он ночами мог рисовать несуществующие города. Однажды он наткнулся на сайт NASA, где нашел информацию, что в 2020 году первые поселенцы отправятся на Марс.

Почему-то эта информация возбудила Егора так, что он не спал двое суток. Расчертил три толстенных альбома – как, по его мнению, могли бы выглядеть первые марсианские города, и даже, кажется, отправил сканы проектов американцам, которые, разумеется, ему не ответили.

Но Егора это не смутило – куда важнее для него было чувствовать себя причастным. Почти каждый вечер он встречался с людьми, столь же увлеченными, они пили вино и что-то горячо обсуждали. И вроде бы, Егор никогда не был против и присутствия Алены, но ей самой довольно скоро все это начало казаться утомительным и малоинтересным. Бывало и такое, что он пропадал куда-то на несколько суток, а потом возвращался немного осунувшимся и со странным блеском в глазах. Алена предпочитала ни о чем не спрашивать.

А еще Егор витал в небесах, не думая о материи, – поэтому Алена была вынуждена зарабатывать деньги для семьи. Она устроилась дизайнером в фирму, торгующую кухнями, – ее работа состояла в том, чтобы вписать имеющуюся мебель в новые и новые чужие пространства, это было скучно до оскомины, но приносило неплохой доход. А ведь в институте ее тоже считали талантливой. Было немножко обидно, что она вынуждена пахать за двоих, потому что Егору «надо реализоваться». Ее амбиции и мечты в расчет никто не брал, как будто бы они с мужем провели невидимую горизонтальную черту, предоставив одному полет, а другой – твердь земли.

Но ведь Алена по-прежнему его любила. Она все еще чувствовала себя волшебным музыкальным инструментом, а Егора – настройщиком. Все еще были и нежность, и страсть, и сладость медленного таяния.

А однажды случилось ее личное землетрясение – она привычно сгребла ворох рубашек мужа, чтобы заполнить ими стиральную машину, и вдруг заметила розовый отпечаток губной помады – такая вот пошлая деталь. Это был удар.

Да, Егор часто не ночевал дома. Да, его телефон порой принимал несколько десятков эсэмэсок за вечер. Да, среди его конфидентов были и женщины – красивые, умные, талантливые. Но почему-то все эти месяцы Алена верила, что «то самое», многогранное, крылатое, распускающееся из скромного подснежника в хищный ядовитый цветок на шипастом толстом стебле, – все это возможно только между ними двоими. Опять же, произнесенные на той крыше его слова – о том, что самый надежный поводок – это свобода. Она ни разу не позволила ни полшажочка сделать по его заветной территории, она никогда не подходила со спины, когда он сидел за ноутбуком, она ни о чем не спрашивала. И вот. И вот, пожалуйста.

Выходит, правы были те из ее подруг, которые в ответ на ее пафосные рассуждения о доверии как первопричине любви качали головой и со вздохом говорили: «Ну и дууууура…»

Алена смотрела на отпечаток чужой помады и не знала, как поступить? Уличить немедленно? Понаблюдать? Выждать «правильный» момент? Собрать вещи, исчезнуть из его жизни, оставив на прикроватной тумбочке лаконичное письмо, и потом где-нибудь за тридевять земель ждать, что он придет и спасет ее от огнедышащего дракона?

В конце концов, она решила промолчать. Понаблюдать и перетерпеть. Призвала на помощь целое войско внутренних адвокатов, которые, как могли, успокоили ее сладчайшими аргументами. А вдруг некая особь – из тех, что вертятся вокруг Егора в надежде ухватить хоть кусочек исходящего от него тепла, – решила нарочно напакостить, вызвать Аленину ревность? Или вдруг это просто случайность – мало ли, сколько у ее мужа «просто подруг», и все целуют его в щеку при встрече.

Тем вечером Егор посмотрел на нее как-то странно и спросил, отчего она грустна, но Алена соврала, что живот болит.

Так продолжалось месяцев, должно быть, восемь. Алена изо всех сил маскировала тоску – все чаще в памяти всплывала та ночь, когда он подарил ей кольцо.

Иногда она думала о тех двух женах Егора, что были до. Странно – он никогда, вообще никогда, не упоминал о них. Конечно, это были скоротечные браки, но все-таки с обеими он был знаком с самого детства, один круг общения, одни и те же компании. И обе исчезли из жизни бесследно, хотя в их круге не было принято рвать отношения насовсем.

Однажды она поинтересовалась у Егора – где же теперь его бывшие жены – на что тот скупо ответил: Александра сошлась с каким-то австралийским художником и живет теперь в Сиднее, а Татьяна стала буддисткой и уехала жить в далекий индийский ашрам.

Первая жена Егора, Александра, напоминала Белоснежку из кинофильма – волосы как смоль, коса ниже пояса, угольные брови, яркий румянец на фарфоровом спокойном лице. Вторая, Татьяна, была полной ее противоположностью, как ночь и день, луна и солнце: кожа смуглая, будто позолоченная, и волосы с медным отблеском, тоже длинные, сейчас горожанки редко носят такие богатые косы. Алена фотографии их видела – у Егора был конверт, в котором хранились старые снимки.