– Знаю, – благодарно кивнул Петр. Вот еще один человек, кроме матери, на которого он мог положиться. Но оставить Нину у себя он не может. Наверное, это называется «убирать свидетелей». Стыдно и противно смотреть в глаза тем, кто видел его позор. Меньше всего сейчас ему важен порядок в доме. Какой порядок… «Все смешалось в доме Облонских…»

Нина убрала, квартира засверкала, и на эти обломки семейного счастья Петр привез из клиники Веру. Он провел ее, бледную, настороженную, в спальню и сказал:

– Ты отдыхай. Видишь, Нина убрала, все поменяла… Она больше у нас не работает. Я сейчас сплю в комнате Вики. Потом решим, как жить дальше: эту квартиру будем делить, или ты поедешь в ту, которую я для Вики присмотрел. Разводимся, Вера, ты, надеюсь, поняла.

Она смотрела на него молча, затравленно. Горели сухие глаза, наверное, у нее температура, но он не чувствовал жалости совершенно. Он хотел, чтобы она поскорее исчезла из его жизни, не напоминала ни о пережитом унижении, ни о боли потери несчастного малыша, отец которого неизвестен. У Петра была возможность это узнать, но он не захотел терзать крошечное тельце и демонстрировать кому-то свой стыд. Какая разница, кто отец. Что изменится, если он случайно окажется биологическим отцом. Это не вернет ему ребенка, не отменит факта измены или многих измен жены. Нужно ставить точку. Он ушел, даже не предложив ей принести чаю или кофе. Сама справится.

Петр стоял у кухонного окна, курил, когда на пороге показалась Вера. Он тут же пошел к выходу.

– Подожди, – резко сказала она. – Как я поняла, ты решил оставить меня без всего. Из-за одной… ошибки. Петя, это было один раз. Ну, какое-то помрачение, может, из-за беременности. Я слышала, что так бывает. Но я – не Виктория, к которой ходили косяком… Я просто тебе не рассказывала. О ней все говорят такое…

– Замолчи! – Рука Петра невольно поднялась для пощечины, но он тут же ее опустил, сжал ладони в кулак. – Не смей касаться моей дочери!

Он вылетел из кухни, выдохнул, разжал кулаки и зубы. И внезапно вернулся.

– Значит, все говорят о Виктории? И ты с удовольствием принимаешь в этом участие? Так, может, ты знаешь, с кем она сейчас отдыхает?

– Я могу узнать, – в глазах Веры блеснула надежда. – Ну, хотя бы кто не поехал с ней, и тогда…

– Узнай, – сухо сказал Петр. – Развод не отменяется. Завтра попрошу адвоката написать заявление. Насчет квартиры – решай. Насчет остального – голой тебя не оставлю. Не помрешь с голоду.

Он опять пошел к выходу, но на пороге резко обернулся. И поймал ее взгляд. Она смотрела ему вслед с такой злобой… Боже мой, о какой любви может быть речь. А он, идиот, повелся. Она просто устраивала свою жизнь. А попалась по нелепой случайности: Курочкину захотелось пошутить. Петр вошел в свой кабинет, открыл сейф, достал старый альбом. Ира, первая жена, совсем девочка… Маленькая Вика сидит между ними, таращит испуганные глазенки и крепко держится за их руки. Она очень боялась фотоаппарата. Куда все девается? Сейчас, мягко говоря, она ничего не боится. «Ира, – шепнул Петр, – как же все… Мы точно любили друг друга. Точно, потому что были совсем бедные. И даже не думали о деньгах. Ты меня прости, хоть я тебя не предавал».

Коля как раз заливал кипятком растворимый кофе в кружке, когда входная дверь открылась, хотя была заперта изнутри на ключ. Коля вздрогнул, выпрямился, растерянно посмотрел вокруг: как отбиваться? Он взял со стола кухонный нож, с ужасом подумал, что они все забыли о том, чтобы оставить ему оружие для самозащиты. Подписавшись на убийство Марины, он только собирался достать пистолет. Но слишком быстро стало ясно, что он им не воспользуется. А что теперь? Он из кухни направился по коридору к спальне, где был балкон. В прихожей явно шептались. Если он выживет, то никому не расскажет, как ему стало страшно. Даже в том котле было не так жутко. Там он испытывал какое-то победное отчаяние, он мог сам взорвать себя, отобрав эту возможность у врага. И он был не один. Сейчас он как баран, загнанный в угол перед тем, как стать шашлыком. До спальни Коля не дошел. Они вошли из прихожей в коридорчик – два отморозка, точь-в-точь такие, какими он их себе представлял во время разговора с Кольцовым, каждый держал по пистолету.

– Слышь, не боись, – сказал один из них. – Бабки выдай, и мы пойдем. И все дела.

– Вы о чем? – спросил на всякий случай Коля.

– Ты че! Брось! Мы знаем, что надо взять. Быстро покажь!

Сумки стояли посреди гостиной. И нет совершенно никакой разницы – возьмут они их до того, как убьют его, или все будет в обратном порядке. Ясно, что операция Николаева то ли запаздывает, то ли вообще накрылась. Коля вдруг с победным отчаянием рванулся вперед, сбил с ног одного из бандитов и приставил к его горлу нож.

– Бросай оружие, – сказал он второму. – Или я сейчас перережу ему глотку.

У того растерянно забегали глаза, но пистолет он и не подумал бросить.

– Где деньги? – спросил он. – Скажи, я возьму и уйду. И режь его сколько влезет.

– Падла, – выдохнул Колин пленник. – Ты только не ведись. Мы по-любому тебя должны прикончить. Иначе нам никаких денег не видать.

Тот, с пистолетом, ногой открыл дверь в гостиную, заглянул, увидел сумки, осторожно, задом, попятился к ним, держа на мушке Колину голову. Присел, не опуская пистолета, второй рукой расстегнул молнию на одной сумке, на другой, быстро посмотрел на деньги… и стал палить в Колю и своего товарища. Никто из них поначалу ничего не понял. Бандит стрелял, Коля чувствовал какие-то мелкие удары по лбу, щекам, груди, потом увидел, что от головы его пленника отскакивают маленькие мячики… «Резиновые, детские пули, – понял он, – что это значит?»

В это время с грохотом вылетела входная дверь, коридор заполнили люди с автоматами.

– Всем оставаться на местах! – прогремел командирский голос. – Трепыхнетесь, стреляем без предупреждения.

Никто не трепыхнулся, но стрелки подняли автоматы и стали их расстреливать… Коля ясно видел лужи крови, теряя сознание. Он упал, но боли не чувствовал, как будто тонул в каком-то тумане. Со стороны он видел, как по квартире ходят люди, что-то делают… А он почему-то все не умирает. К нему и бандиту, который лежал в луже крови рядом с ним, уже приблизились люди с носилками, бандита уложили, накрыли с головой клеенкой… Коля поднял голову, потом приподнялся на локте и встал на колени…

– Эй! Не добили, – раздалось с порога.

И Коля упал, не в силах даже застонать, такой невероятной была боль в простреленном колене. Вторая пуля обожгла висок, он успел почувствовать горячие струйки крови, которые потекли по щеке в ухо… Последнее, что зафиксировалось в закрывающихся глазах, – из спальни вылетел парень в джинсах, кого-то повалил, а дальше… тишина.

Сергей обезоружил стрелка, сидя на его мягком толстом животе. Вытащил удостоверение: участковый Михаил Гончар. Посмотрел в круглые изумленные глазки, которые таращились на него снизу.