Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мама! — сказал он просто и продолжил играть дальше.
Яростные, частые слёзы покатились по щекам Лены.
— Если ты и правда так думаешь, тогда я согласна попытаться.
— И отлично, — заключил он и вышел в душ.
Мальчика забрали очень быстро, никакой особенной волокиты или бюрократии это не потребовало. Буквально через неделю Лена осталась одна и тогда же пошла обивать пороги органов опеки и попечительства, чтобы узнать о своих шансах. Ей сказали, что она может оформить опеку на брата, но оговорили жилищные условия, требуемые для этого. Согласно им требовалось жильё, отвечающее жилищным нормам. У Лены не было права приводить Лёшу в квартиру матери.
Она вынужденно переехала к Денису, потому что у неё дома поселился Никита Иванович — мамин сожитель. Лена оказалась человеком, потерявшим себя. Иногда она полностью уходила в мысли, почти теряя связь с реальностью, в голове выстраивались пути и шаги её дальнейшей жизни, но все они вели к какому-то тупику, потому что рядом не было ребёнка, который очень многое значил.
Денис видел, что с ней происходит.
Но по-настоящему трудные времена были ещё впереди.
Одной из сентябрьских ночей подожгли гараж, в котором стояла новая машина Дениса. Когда приехали пожарные, им осталось только потушить покорёженный остов.
Денис купил себе «Шевроле Круз», не самую дешёвую модель, но и не из заоблачно дорогих. Конечно, для него такая крупная покупка очень много значила. Несколько раз он вывозил Лену с Лёшей покататься за город и в магазин за покупками. Они вели себя вполне по-семейному, и молодой мужчина даже находил в этом удовольствие, раньше неведомое ему.
Всего три недели прошло с того момента, как он вывез из салона машину, счастливый, открывавший для себя какие-то новые ощущения. И теперь стоял поздней ночью и смотрел на раскалённые, пышущие жарким заревом руины гаража, который он снимал. Ему сказали, что скорее всего это поджог, и Денис лишь только покачал головой.
Лена стояла рядом с потрясённым лицом, понимая, что значило для Дениса потратить свои заработанные деньги и оказаться теперь без ничего. Машина была мечтой, для которой он берёг сбережения, мужской красивой игрушкой, но он её заслуживал.
Придя домой, он лёг в темноте на диван и сухими глазами смотрел на серый от старости потолок. Женщина лежала рядом и тоже не спала. Ей вдруг стало так горько и больно внутри, что она придвинулась к нему ближе, положив голову на плечо.
Очень долго они молчали, и вдруг заговорил Денис: — Чёрт, как же теперь весело будет кредит выплачивать за сгоревшую тачку.
Лена приподнялась, пытаясь разглядеть его лицо в густой темноте ночи.
— Кредит? — удивилась она.
— Да, я не полностью заплатил за неё наличкой, только треть. Обидно. Но и страховка покроет наверняка.
— Знаешь, кто это сделал?
— Догадываюсь. Наказать их я вряд ли смогу. Помнишь ту даму, которая приходила у меня занять денег? Это в её духе.
— Может быть, ты об этом скажешь полиции?
— Ни о чём я говорить не буду, появятся новые неприятности — похлеще сгоревшей машины. Это старые счёты, я знал, с кем связывался. Очень хочется верить в то, что они когда-нибудь оставят меня в покое.
— Что-то произошло? — спросила Лена. Он чувствовал, как женщина напряглась.
— Да просто злопамятные и завистливые твари из подворотни. Ещё с детства их знаю, живут тут недалеко. Когда ушёл в армию, почти перестал общаться, только так — во время отпуска иногда. Но они не забывают старых друзей, в этом и проблема.
Денис встал, подошёл к окну, приоткрыл его и закурил, щурясь в темноту. Алая точка от сигареты медленно описывала полукруг в темноте.
— Знаешь, скоро зима, и на душе так хреново — не передать. Просто хочется завыть на луну.
— Это всё из-за неприятностей, — несмело произнесла она. Лена села, обхватив руками коленки и глядя на его силуэт.
— Да не в этом дело, — выдохнул с силой он. — Я уже которую ночь не сплю, и больше так не могу.
— Почему? — спросила она.
Он не отвечал, пока не докурил сигарету. От прохладного сентябрьского воздуха Лена поёжилась и вдруг остро ощутила, что тот самый момент, которого она боялась, настал. Скоро, очень скоро прекратится её зыбкое счастье. И это уже происходит. В эту самую минуту.
— Только засну, и мне снятся жуткие сны. Воспоминания. Я не из чувствительных, и не знаю, почему они добивают меня сейчас, спустя столько лет, — высказался он.
Лена молчала, с замиранием сердца вслушиваясь в его голос. В нём было горе.
И он рассказал о той самой осени, после которой он лежал в госпитале полтора месяца и получил орден Мужества.
Несмотря на то, что шли боевые действия, ребята очень редко не подшучивали друг над другом, слишком велико было напряжение. Разговоры о сексе и еде могли длиться часами, а некоторые наоборот их избегали, это было личным делом каждого. Но шутки… Шутки оставались всегда.
Командиры снисходительно относились к этому, понимая, что какая-то разрядка должна быть. Трудно мужику воевать, если на душе мрачно и пусто. Пусть лучше его развлекают письма от девушки или товарищи с особенным чувством юмора.
Часто в этом принимал участие и Денис, особенно если в штаб присылали новое мясо — молодых срочников.
В каком-то смысле они, служившие по контракту, даже завидовали парням. Они приезжали с распахнутыми наивными глазёнками, готовые стрелять направо и налево и жить в окопе. От них ещё пахло поездом и сладкой помадой девчонок, провожающих на войну, они ещё верили в то, что победит добро, и они обязательно вернутся домой.
Обыденность дней, проходивших в безделье, военной муштре и настоящих, непридуманных боях, скрашивали шутки.
И Денису запомнилась одна, но не потому, что она была лучшая, скорее — наоборот. Случилась это накануне самого кровавого и бессмысленного боя, в котором погибло очень много людей. В том числе и тех, кто не хотел войны и не принимал в ней участия.
Срочник Иванов очень хвастался своей девушкой — Ренатой, яркой красавицей, и всем показывал её фотографию. Парни соглашались, что девушка видная, но не могли взять в толк, что она нашла в лопоухом, уже сейчас лысеющем мальчишке с простым лицом и кривыми зубами. Наверняка она забыла об Иванове, как только тот уехал. Много об этом говорили и смеялись, но рядовой Ставрин решил проверить.
Он написал Ренате страстное, чувственное письмо, от слов которого у самой зажатой и верной девушки должна была закружиться голова. К письму была приложена фотография рядового Мышкина,