По всей стране благотворительные комитеты собирали пожертвования для братьев-славян. Петербуржцы дали восемьсот тысяч рублей, москвичи – семьсот тысяч. Общество Красного Креста посылало в Сербию санитарные отряды. Тысячи добровольцев по собственному почину отправились на Балканы воевать за «славянское дело».

Произносилось множество пылких, возвышенных речей. Славянофилы и западники, либералы и ретрограды, народники и монархисты были охвачены единым порывом. «Всех немедленно единит прекрасное и великодушное чувство бескорыстной и великодушной помощи распинаемым на кресте своим братьям», – прочувствованно писал Достоевский в «Дневнике писателя». Никто не слушал сомневающихся и возражающих – вроде старого умного князя П. Вяземского, пушкинского приятеля. «Всё, что делается по Восточному вопросу, настоящий и головоломный кошмар, – писал он. – …Тут нет ни политического достоинства, ни политической добросовестности, нет и благоразумия. Все плотины прорваны и поток бушует и разливается во все стороны; многое затопит он… Народ не может желать войны, а по неосмотрительности своей ведет к войне. Война теперь может быть для нас не только вред, но и гибель. Она может наткнуться на государственное банкротство…» В заключение Вяземский, который скоро умрет, просит своего корреспондента сохранить это письмо, дабы «потомство удостоверилось, что в пьяной России раздавались кое-какие трезвые голоса». Мы увидим, что пророчество князя Петра Андреевича полностью сбудется.

Среди русских добровольцев, отправившихся в Сербию, был среднеазиатский герой Черняев, отчисленный из армии за свою неуправляемость и десять лет скучавший без дела. Сербы, нуждавшиеся в опытных полководцах, а еще более в громких именах, сделали отставного русского генерала главнокомандующим.

Черняев бодро повел плохо вооруженную, недисциплинированную армию в наступление, очень скоро был разбит и откатился назад к Белграду. Сербская столица вот-вот должна была пасть. Тогда правитель страны князь Милош воззвал к европейским державам и попросил их о посредничестве в переговорах с турками во имя прекращения «бесцельного кровопролития».

Российское правительство откликнулось сразу же, поручив своему послу графу Игнатьеву предъявить Порте ультиматум: немедленно прекратить наступление и начать переговоры – иначе разрыв отношений и, подразумевалось, война.

Стамбул совсем не желал воевать с Россией, не имея на это ни денег, ни иных ресурсов. В октябре 1876 года Турция уступила и согласилась на перемирие.

Однако дальнейшие события развивались таким образом, что турецкая партия войны обретала внутри страны все больше сторонников и в конце концов возобладала.

Объективности ради следует признать, что давление, оказываемое на Стамбул, ставило Турцию в безвыходное положение.

Сначала турки согласились обсуждать свою внутреннюю гражданскую войну на международной конференции, что само по себе было очень серьезной уступкой. В декабре европейские державы предложили провести реформу в Герцеговине, Боснии и Болгарии, учредив там автономии под контролем иностранных наблюдателей. Турция соглашалась, но, будучи суверенным государством, желала провести преобразования сама. И уж во всяком случае она не соглашалась, чтобы генерал-губернаторы автономий назначались по согласованию с иностранными державами. Западные страны признавали турецкие возражения резонными, но Россия настаивала, и ее неожиданно поддержала Австрия.

Дело в том, что в это время между Петербургом и Веной шли закулисные переговоры о будущем разделе Балкан. Договорились на том, что Босния и Герцеговина окажутся в австрийской зоне влияния, а остальные территории – в российской.

При этом английскому послу лорду Лофтусу канцлер Горчаков заявлял, что Россия «не преследует своекорыстной политики и не хочет материальных приобретений». Всё чего она хочет – «соблюдения мира в Европе и улучшения положения турецких христиан».

В конце концов позиция России и Австрии возобладала. В марте 1877 года в Лондоне державы составили протокол, требовавший от Стамбула осуществить реформу под иностранным надзором.

В Турции после очередного переворота воцарился новый султан Абдул-Гамид, приведенный к власти сторонниками твердой линии. Требование держав было отвергнуто.

Все европейские столицы выразили свое разочарование и тем удовлетворились. Но Россия после всей многомесячной пропагандистской кампании отступить уже не могла. Министр финансов Рейтерн пугал императора разорением, военный министр Милютин – тем, что армейская реформа еще не завершена, но все остальные – высшие круги, общественность, пресса – желали спасать славянских братьев. Не помогло даже то, что часть славянских братьев, Сербия и Черногория, уже подписали с турками мир.

Вся логика имперского развития, вся предшествующая политическая стратегия требовали войны.

Пятого апреля 1877 года Александр отбыл в Бессарабию, где уже собирались войска, и неделю спустя выпустил манифест: «Исчерпав до конца миролюбие наше, мы вынуждены высокомерным упорством Порты приступить к действиям более решительным. Того требуют и чувство справедливости, и чувство собственного нашего достоинства».

Румыния не только согласилась пропустить через свою территорию русские войска, но и сама присоединилась к войне, чтобы добиться полной независимости.

Русское командование предполагало, что Турция в ее тогдашнем состоянии не сможет оказать серьезного сопротивления. Главная трудность – форсировать Дунай, а дальше всё будет просто. Армия разделится на три части. Одна займет западную часть Болгарии – Никополь и Плевну; другая – восточную; третья пойдет через Балканы прямо на Константинополь. На Закавказском театре предполагалось ограничиться демонстрациями и активной обороной. Морские операции не планировались, поскольку возрождение флота на Черном море еще только начиналось, однако в поддержке боевых кораблей необходимости вроде бы и не было. Дунайская армия имела 185 тысяч солдат и мощную артиллерию – больше восьмисот орудий. Кавказская – около ста тысяч и 276 пушек, но для поставленных перед нею задач этого казалось достаточно.

Хоть военная реформа еще не закончилась, боевые качества новой призывной армии были неплохими, а ее вооружение – вполне современным. Особенно хороша была артиллерия.

Турция некоторое время назад тоже модернизировала свои войска, но регулярные части, низам, составляли меньшинство. Кавалерия почти отсутствовала, если не считать башибузуков, годных только для разведки и мелких диверсий. Артиллерии не хватало. Профессионально подготовленных офицеров было мало.

Однако турецкая пехота была оснащена современными винтовками и очень щедро снабжалась патронами. Неважно обученная, но храбрая и стойкая, она лучше всего проявляла себя в обороне.

Численно турецкая балканская группировка несколько превышала русскую армию, но вдвое уступала ей по числу пушек. План турецкого командования состоял в том, чтобы не дать русским переправиться через Дунай, а те части, которые все же высадятся на правом берегу, уничтожить.

Начало боевых действий сложилось для России удачно. Самая трудная и рискованная задача, преодоление водной преграды, была блестяще решена.