– Ты согласился? – спросил он.

– Да. А что, нужно было отказываться?

– Отказываться, конечно, нельзя… – Серафимыч поскреб пальцами в жидковатой серебряной бороденке. – Хотя хорошего в этом мало. Ожидал я, что может такое произойти, но все-таки надеялся, что обойдется.

– Что такое, Василий Серафимович? Вы переживаете, что я стану занят, оперировать не буду? Да буду обязательно, передвину все на вечер, на ночные смены…

– Да не в этом дело, – главный махнул рукой.

– А в чем же?

– Да так… Ладно, ничего страшного, переживем.

Вот, еще один любитель секретов нашелся. Мало мне Женьки…

– Главное, чтобы они нам аппаратуру купили, – заговорил я горячо, хотя и не совсем внятно из-за недожеванной сушки. – Всего полтора месяца, Василий Серафимович! Зато построим лапароскопическую! По ФОМСу статью пробьем! Как люди станем работать, а не как троглодиты!

Серафимыч, старый и тертый жизнью, очень, кстати, высокоморальный человек, родом из старообрядцев, из заволжских кержаков, покачал головой и сказал невесело:

– Не знаю, не знаю… Ты хоть телевизор-то смотришь?

– Вы про что?

– Про Житника нашего. Вряд ли он выиграет. Есть один кандидат, который вовсю его опережает.

– Кто такой? – спросил я нервно, сразу настраиваясь против доселе неизвестного мне, но априорно нехорошего соперника МОЕГО мэра. Аппаратура мне была нужна, аппаратура! Житник ее пообещал. И любой, кто встанет на нашем священном пути, будет растоптан, уничтожен, и развеян по ветру.

– Сазонов. – Серафимыч многозначительно выпятил нижнюю губу. – Кандидат Сазонов. Он предприниматель, в политике недавно, но набирает популярность с каждым днем. Странный тип, весьма странный… Но все заслуживающие уважения люди говорят, что честный. Думаю, Сазонов будет следующим мэром.

– Ну и что? Полтора месяца, Василий Серафимович! За это время мы успеем сделать все, что нужно. Житник обещал…

– Он не будет делать ничего, пока не выиграет. Тебе, Дима, небось денег посулили? За то, что будешь доверенным лицом?

– Посулили, – признался я, опустив для приличия взгляд в пол.

– Эти деньги, скорее всего, тебе заплатят. А вот все остальные муниципальные программы будут урезаны, пока не закончится компания. И медицинские тоже. Слишком много денег на выборы уходит.

– Что же за гад такой этот Сазонов! – произнес я в сердцах. – Всю песню нам портит! Может, он тоже в больницу к нам приедет, мы и его уломаем?

– Нет, не приедет.

– Почему?

– На него недавно совершили покушение. Настоящее, не показное. Одного охранника убили, двоих ранили. И его самого ранили.

– Ага, помню, было что-то такое, – припомнил я. – Писали, по телевизору показывали. Так это на него было?

– На него. Поэтому Сазонов стал сейчас невероятно осторожен и редко появляется на людях. Но рейтинг его растет – у нас любят страдальцев. Впрочем, смотри телевизор сам, Дмитрий, сам получай информацию. Настоятельно советую. Тем более, ты у нас теперь стал общественным деятелем…

– Пока не стал, – уточнил я. – Есть еще время подумать.

Домой в тот день я вернулся рано, с мечтой немедленно завалиться в постель и заснуть – напомню, что ночь была бессонной. Женя никак не отреагировала на мой приход – уткнулась в монитор, даже головы не повернула.

– Привет, Жень! – приветствовал я ее бодрым голосом. – Как дела?

В ответ – молчание. Похоже, на меня обиделись. За что, интересно?

– Что случилось? – спросил я. – Что-то не так?

Молчит.

Я подошел к Женьке, положил руки на хрупкие ее плечики, поцеловал в макушку.

– Ну, в чем я виноват, милая? Признавайся, не мучай меня.

– Зачем ты обнимаешься с этой гадиной? – сипло произнесла Женя, продолжая смотреть в экран.

– Какой гадиной? – опешил я. – Давно не обнимался ни с кем, кроме тебя. Надеюсь, ты не себя имеешь в виду?

– Житник! Гадина! Ты сегодня с ним обнимался. Я смотрела новости, все видела!

Вот уж не подозревал, что Женя смотрит местные новости и интересуется политикой.

– Не обнимался я с ним! – заявил я. – Что я, баба что ли, чтобы с ним обниматься? Просто разговор шел о нашей аппаратуре, для больницы, понимаешь? Он обещал помочь, я толкнул правильную речь. Да что говорить, ты сама видела…

– Ты прогнулся под него! – Женя резким жестом сбросила мои руки, повернулась на кресле, окатила меня злым взглядом, как ведром ледяной воды. – Ты вел себя как последняя шестерка! Ты мужик или кто? От тебя до сих пор воняет потом Житника! Иди в ванную!

Упс… Моя Женя, оказывается, не только терпеть не может мэра, но и знает, как от него пахнет. Откуда, интересно?

Меня немедленно переклинило от ревности, и реакция последовала соответствующая.

– А по-моему, мэр у нас – неплохой человек, – заявил я. – Говорит и действует грамотно. Мы друг дружке явно понравились. Кстати, он зовет меня в доверенные лица и обещает отвалить за это кучу бабок, а дальше – блестящая служебная карьера…

Что тут случилось… Холодная, сдержанная в эмоциях Женька раскочегарилась в долю секунды – такой я ее никогда еще не видел. Она вскочила на ноги, цапнула меня за футболку и тряхнула с неожиданной силой – так, что зубы клацнули.

– Держись от этой сволочи подальше! – крикнула она. – Не вздумай помогать ему, ни за какие деньги! Он дрянь, дерьмо, самый гнусный человек в этом городе, понял?

– Что с тобой, милая? – спросил я. – Какая муха тебя укусила? Выпей холодной водички, успокойся…

Она не ответила. Толкнула меня так, что я едва не свалился с ног, и опрометью выскочила из комнаты. Колено ее, похоже, действовало совсем исправно.

Что тут делать? Я поплелся в ванную смывать с себя запах мэра. Дурдом, правда? Стоял под горячими струями, меланхолично намыливался и обдумывал, что эта шизня могла означать. Ничего, кроме того, что Женька когда-то переспала с Житником, в голову мне не приходило.

Стук в дверь, женин голос с той стороны:

– Открой!

Я открыл. Женя, все еще сердитая, откинула занавеску, осмотрела меня скептически, недовольно шмыгнула носом. Потом стянула маечку, сняла трусики и кинула в корзину для белья. И полезла под душ.

Она смыла с меня мыльную пену – сама, ладошками. Потом позволила мне намылить ее мочалкой. И все это молча, без единого слова. Наконец, я обнял ее, прижался всем телом, закрыл глаза. Мы стояли, безмолвно стискивая друг друга, вода стекала по нашей коже.

Наша кожа, ее и моя, общая. Я не мог не быть общим с Женей, уже не мог. Она еще могла, сопротивлялась, но ее тянуло ко мне неудержимо. Я чувствовал это, видел. Я не угодил сегодня моей богине, неделю назад она послала бы меня за такое преступление подальше безоговорочно, и я бегал бы за ней, и вымаливал прощение. Сегодня она пришла мириться сама.