Бёртон допил свой стакан и, повернувшись, оказался лицом к лицу с еще одним членом Географического общества — Ричардом Спрюсом, автором книги «Травы Амазонки, Перуанских Анд и Эквадора».[53]Спрюс провел в Южной Америке пятнадцать лет и очень хорошо знал ее.

— А, Спрюс, — воскликнул королевский агент, — вас-то мне и надо! Не разрешите ли купить вам выпивку? Сразу признаюсь, что у меня есть тайная цель: хочу допросить вас с пристрастием по поводу Бразилии и Чили.

Спрюс согласился, и около получаса Бёртон расспрашивал его о черных алмазах и о мистических черуфе. Спрюс только пожал плечами, ответив, что в этой части света вообще нет алмазов и что о доисторической цивилизации рептилий он ничего не слыхал. Потом, однако, он с такой страстью начал рассказывать о своей совместной работе с евгениками по спасению Ирландии от голода, что Бёртон почувствовал себя неудобно. (Он всегда себя так чувствовал, когда общался с фанатиками.)

— Зёрна, которые создали я и мои коллеги, уже проросли! — бушевал Спрюс. — Вы должны увидеть их! Из них вырастут гигантские растения! Гигантские, Бёртон, гигантские! И плоды на них появляются намного раньше, чем мы ожидали! — Он с такой силой ударил кулаком по стойке, что все стаканы на ней зазвенели. — И это только начало! Вскоре мы сможем выращивать такие растения, которые будут выполнять специфические функции, примерно те же, что и машины. Представьте себе фабрику, которая, на самом деле, одно-единственное растение! Представьте себе, что будет, если мы сможем выращивать всю индустриальную инфрастуктуру из одних семян!

Бёртон, не так давно встречавшийся с Чарльзом Дарвином и Фрэнсисом Гальтоном, а совсем недавно — с Чарльзом Бэббиджем, относился к подобным идеям весьма настороженно. Он извинился, попрощался и поторопился уйти.

Отчего-то поведение Ричарда Спрюса Бёртона сильно нервировало.

«ГУСЕНИЦА — МУСОРНЫЙ ЯЩИК

Легкий способ избавиться от растительных отходов.

Нет ничего противнее, чем зловоние мусорного ящика!

Вашу проблему решат гусеницы Манн-Войта!

Внутри обычного оловянного мусорного ящика находятся наши гусеницы, усовершенствованные евгениками. Можете выбросить любой овощ — он будет съеден в считаные минуты!

ПРИ ЭТОМ ГУСЕНИЦ НИКОГДА НЕ НУЖНО МЕНЯТЬ!

Каждая гусеница Манн-Войта превратится в бабочку Манн-Войта, которая отложит яички только в мусорном ящике Манн-Войта.

Поэтому вам никогда не понадобятся новые гусеницы для уничтожения отходов!

Зачем открывать зловонные резиновые крышки ваших мусорных ящиков, если вы можете откинуть цветное одеяло из бабочек?

ПОЛНАЯ СИСТЕМА МАНН-ВОЙТА ПО УНИЧТОЖЕНИЮ МУСОРА.

Всего два фунта в месяц.

Заказывайте в нашем магазине Манн-Войта: Ниббинс-роуд, 6, Рай».[54]

Из рекламного объявления

Следующим утром Алджернон Суинберн звонил в дверь дома на Монтегю-плейс, 14. Миссис Энджелл провела его в дом, а затем, через двор, в гараж. Там он нашел сэра Ричарда Фрэнсиса Бёртона, который протирал маслом движущиеся части своих винтостульев.

— Ого! Что стало с твоей бородой? — поинтересовался поэт-коротышка.

— Тщеславие заело, — признался Бёртон, — надоело видеть в зеркале раздвоенное птичье гнездо.

— Ты выглядишь моложе, но так же варварски… Тебе лучше? На вид ты тощий и желтый!

— Худшее позади, Алджи: теперь я каждый день буду чувствовать себя всё лучше и лучше. Чем занимаешься? На-ка, подержи.

— Что это?

— Маховик. Хочу смазать подшипники.

— А, — вздохнул Суинберн и взял деталь. — Я тут познакомился с одной весьма привлекательной шлюхой, которая любит заниматься такими делами. Тебе бы она понравилась.

Бёртон неодобрительно щелкнул языком.

— Тогда ты ответил на мой вопрос. Вот чем ты занимаешься!

На лице Суинберна немедленно появилось выражение оскорбленной невинности:

— Я пишу, между прочим! Кстати, мои последние экзерсисы вызвали ажиотаж.

— Да, я читал. «Империя» называет тебя гением.

— А «Таймс» — извращенцем.

— Ничего удивительного. Твоя поэзия, если можно так выразиться, какая-то витиеватая… Подай-ка мне его обратно.

Суинберн отдал маховик Бёртону, и тот аккуратно поставил его на место.

— Грязная — вот слово, которое использовала «Таймс». Ты собираешься куда-то лететь? Или просто чинишь машину?

— В полдень собираюсь в Хэмпшир.

— А там куда?

— В Тичборн-хаус.

— Что-что? — закричал Суинберн, подпрыгивая и дергаясь, как сумасшедший. — Ты же не собираешься вмешиваться в это дело!

Бёртон взял тряпку и вытер руки, испачканные машинным маслом.

— Боюсь, уже вмешался. И есть небольшая вероятность, что коллекция Франсуа Гарнье тоже замешана в этом деле.

— Э… что?.. Погоди, Фран, ты хочешь сказать, что Брюнель…

— Алджи, ты действительно самый непонятный поэт из всех, кого я встречал за всю свою жизнь! Но я отвечу на вопрос, который ты не сумел задать: нет, я не думаю, что Паровой Человек каким-то образом связан с делом Тичборна. Однако я сильно подозреваю, что кража бриллиантов прямо у него из-под механического носа может быть связана с вернувшимся наследником.

— A-а! Стало быть, в клане Тичборнов есть взломщики сейфов?

— Почему бы и нет? Вот что мне удалось узнать… — И Бёртон рассказал поэту легенды, связанные с Глазами Нага, а также историю рода Тичборнов. — Сейчас я исхожу из предположения, что сэр Генри нашел южноамериканский Глаз (хотя Арунделл отверг эту идею моментально) и что кто-то из Тичборнов завладел Поющими Камнями тоже, — заключил он.

— Остается не найденным только африканский алмаз, — прокомментировал Суинберн.

— Да.

— В этом есть что-то очень странное.

— Почему?

— Потому что речь идет о Ниле.

— Согласно мифу — да. Но к чему ты клонишь?

— К тому, что и ты, и Спик искали исток этой реки. А потом был Генри Стэнли — и его экспедиция исчезла.