Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вранье, – заявила наконец Лола. – Не верю тебе.
– А вот и не вранье!
Сообразив, что Лола сбита со следа, я воодушевилась. И, повинуясь какому-то идиотскому порыву, добавила роковую подробность:
– Ты только самой Тее не проболтайся. По секрету говорю, Лола: Тея втрескалась в Марка Рена. Сегодня они в автобусе рядышком сидели.
Я понизила голос, подалась ближе к Лоле:
– Марк ей руку на бедро положил, представляешь?
– Марк Рен? Этот прыщавый, который над почтой живет?
– Любовь зла, – вздохнула я. – Тее, похоже, на внешность вообще наплевать.
Лола фыркнула и ушла.
Я благополучно забыла про этот эпизод, даже не рассказала о нем Кейт, чтобы заработать дополнительные баллы. Вспомнить пришлось скоро – на следующей неделе.
К этому времени наша игра получила новый виток. Мы уже не соревновались – ложь стала самоцелью. Теперь смысл был не в том, чтобы количеством баллов превзойти Фатиму, Тею или Кейт, а в том, чтобы обмануть остальных – «мы» против «них».
Итак, субботний вечер мы провели на мельнице, а в воскресенье днем пошли гулять по деревне. В магазине мы купили сэндвичей и зашли в паб, чтобы выпить горячего шоколада – в «мертвый сезон» паб служил еще и кафешкой, притом приличной – если, конечно, не обращать внимания на сальные шуточки Джерри.
Фатима и Кейт устроились за столиком у окна, мы с Теей подошли к барной стойке. Тея делала заказ, я ждала, чтобы помочь ей нести чашки.
– Четвертая порция должна быть без сливок, – прошипела Тея.
Я подняла взгляд. Бармен ставил на поднос четвертую чашку шоколада, украшенную целой шапкой сбитых сливок.
Он вздохнул и стал снимать топинг ложкой, но Тея заявила:
– Нет уж, сварите-ка мне свежего шоколада.
Никогда не слышала, чтобы Тея говорила таким тоном. Гласные она произносила отрывисто, и фраза в результате прозвучала как приказ.
Бармен пробурчал что-то нецензурное и пошел варить свежий шоколад. Одна женщина в очереди закатила глаза, подалась к подруге и зашептала ей на ухо. Слов не было слышно, зато колючий взгляд позволял понять, что она думает о нас с Теей. Я сложила руки на груди. Вот бы стать маленькой, незаметной! Какая досада, что я сегодня в платье-тунике на пуговицах – верхняя пуговица оторвалась, в слишком глубоком вырезе виднеется бретелька бюстгальтера. Сколько ее ни поправляй – все равно вылезает. Эта бретелька и рваные джинсы Теи, сквозь прорехи которых «светят» алые шелковые трусики! Понятно, почему все женщины в баре презрительно уставились на нас.
Тем временем позади меня возник Джерри с подносом, полным грязных стаканов. Поднос он держал на уровне плеч, лавировал между посетителей и внезапно прижался ширинкой к моим ягодицам. Это длилось одно мгновение. Меня передернуло. Народ в пабе был – но не в таком количестве, которое могло бы оправдать подобный контакт.
– Извини, кисуля, – усмехнулся Джерри.
Я покраснела до корней волос.
– Слушай, Тея, мне в туалет надо. Сама чашки отнесешь? – шепнула я.
– Конечно.
Тея была занята подсчетом сдачи и не смотрела на меня. Задыхаясь от отвращения, я метнулась к туалету.
Лишь выйдя из кабинки и взяв салфетку, чтобы высморкаться, я заметила надпись на перегородке. Написано было карандашом для век.
Марк Рен – грязный извращенец – вот что я прочла.
Обвинение показалось мне верхом нелепости. Марк Рен, этот тихоня – и вдруг извращенец? Тут я разглядела вторую надпись – над умывальником и в другом цвете.
Марк Рен лапает солтенских девчонок
Третья надпись была на внутренней стороне двери, ведущей из туалета в коридор.
Марк Рен – сексуальный маньяк!!!
К столику я вернулась с пылающими щеками.
– Пойдемте скорее отсюда, – сказала я подругам.
Тея вскинула удивленный взгляд.
– В чем дело? Ты к шоколаду даже не притронулась!
– Поговорить надо. Только не здесь.
– Надо так надо, – кивнула Кейт.
Прежде чем мы успели подняться, дверь с грохотом отворилась, и в паб вошла Мэри Рен.
Вошла – и направилась прямо к нам. Этого я никак не ожидала.
Мэри, конечно, знала Кейт и считалась приятельницей Амброуза, но чтобы опуститься до общения с нами – такого за ней не было.
И тем не менее Мэри Рен подошла к нашему столику, уставилась сначала на меня, затем на Тею и, наконец, на Фатиму. Ее широкий рот исказила гримаса.
– Которая из вас Айса Уайлд? – хрипло спросила Мэри.
Я сглотнула и пискнула:
– Я…
– Так-так-так.
Мэри уперла руки в бока и нависла над нами. Гул голосов мигом стих – посетители навострили уши и вытянули шеи, силясь разглядеть, какую сцену закрывает собой мощный торс Мэри Рен.
– Вот что, дорогуша. Не знаю, как принято себя вести в тех краях, откуда ты родом. А вот у нас сплетни не в чести. Еще раз наболтаешь гадостей про моего сына – все кости тебе переломаю, так и запомни. Поняла? Все кости, до единой. То-то хруст будет!
Как рыба, я ловила воздух открытым ртом, но не могла выдавить ни слова. Жгучее чувство стыда поднималось откуда-то снизу, вгоняя в ступор.
Кейт вытаращилась на Мэри, и стало понятно: она не в курсе.
– Послушайте, Мэри… – начала Кейт. – Не говорите так с моей…
– А ты не заступайся! – отрезала Мэри. – У каждой из вас рыльце в пушку. Я-то давно поняла, что вы за птицы.
Она сложила руки на груди и окинула нас взглядом. Я догадалась: Мэри испытывает чувство удовлетворения – извращенное, свойственное садистам.
– Все вы лживые сучки; моя бы воля, я бы вас как следует выпорола.
Кейт чуть не задохнулась. Встала, готовая биться за меня насмерть, но тяжеленная ладонь Мэри легла ей на плечо. Под этим давлением Кейт была вынуждена сесть.
– Сейчас в школах пороть перестали, а зря, – продолжала Мэри. – Твой отец тебя вконец избаловал, все тебе с рук спускает. Но я-то не такая. Еще раз против моего мальчика что-нибудь вытворите, – взгляд пронзительных, темных, как терновник, глаз снова устремился на меня, – пожалеете, что на свет родились!
С этими словами Мэри выпрямилась, развернулась и пошла к выходу.
Дверь за ней захлопнулась, и этот звук выстрелом прокатился в напряженной тишине паба. Секунду спустя кто-то хохотнул, затем помещение наполнили привычные шумы – звон бокалов, гул мужских голосов. А мне казалось – все смотрят на нас, гадают, что имела в виду Мэри. У меня было одно желание: провалиться сквозь дощатый пол.