Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда Вера приехала, чтобы отвезти Марию на плановый осмотр в медицинский центр, она едва узнала свою старую подругу. Мягкие карие глаза Марии выдавали неотступную печаль, на исхудалом лице поселилось загнанное выражение. Все шторы в доме были задернуты, а руки женщины дрожали от страха, когда она, хромая, вышла на крыльцо, опираясь на трость, чтобы стабилизировать раненую ногу.
Они выехали в клинику немного раньше назначенного времени, так что Вера, пытаясь подбодрить Марию, выбрала более длинный и живописный маршрут. Они остановились на красный сигнал светофора, и вдруг Мария пронзительно вскрикнула:
– Смотри, кошка! Она пытается перебежать улицу!
Вера взглянула туда, куда указывала подруга, и увидела маленького черно-белого котенка, мечущегося посреди потока машин. Обе женщины закричали, видя, как сначала одна, потом другая и, наконец, третья машины поочередно сбивали его. Животное упало и лежало недвижимо, последний удар отбросил маленькое тельце в траву. Некоторые машины притормаживали возле нее, но никто не остановился, чтобы помочь.
– Мы должны спасти это несчастное создание, – сказала Мария. Вера припарковалась у обочины, вышла из машины и приблизилась к раненому зверьку. Каким-то чудом тот все еще был жив, но сильно изранен.
– Возьми мой пиджак и заверни в него котенка, – сказала Мария.
Вера осторожно опустила свою ношу на сиденье между ними. Котенок взглянул на Марию и издал жалобное, едва слышное мяуканье.
– Все будет хорошо, приятель, – со слезами проговорила Мария.
Найдя первую попавшуюся ветеринарную клинику, они вошли внутрь и рассказали администратору, что случилось.
– Прошу прощения, – ответила та, – но мы не можем принимать на лечение бродячих животных.
То же самое повторилось и в следующей клинике. Наконец, в третьей по счету лечебнице добросердечная женщина-ветеринар Сюзан Шанаган согласилась помочь и сразу начала работать с котенком.
– Этому парнишке повезло остаться в живых, – сказала она Марии и Вере. – Если бы не вы, он бы точно не выжил.
Потом ветеринар отвела Марию в сторону.
– Ранения очень серьезны, – сказала она. – У него сильная травма головы, расплющены лапки и трещина в ключице. Ему понадобится очень дорогостоящий медицинский уход. Только один сегодняшний счет обойдется как минимум в четыреста долларов.
Мария ахнула. Но, вынув потертый тканевый кошелек из сумочки, она отдала врачу все деньги, которые оставались у нее после оплаты собственных счетов, – 50 долларов.
– Это все, что у меня есть сейчас, но я обещаю, что выплачу вам остальное со временем. Пожалуйста, не усыпляйте этого котенка, – попросила она. – Я заберу его домой. Мы нужны друг другу.
Почувствовав, насколько это важно, доктор Шанаган опустилась на колени рядом со стулом и взяла ладони Марии в свои.
– Видите ли, мне изначально не следовало помогать этому котенку, но… не волнуйтесь. Я сама за это заплачу.
Пока котенок был в клинике, Мария ежедневно приходила справляться, как у него дела. Она нежно разговаривала с малышом и ласково почесывала его под подбородком мизинцем. Шли дни, котенок начал мурлыкать, а глаза Марии снова наполнились прежним блеском.
И вот настал день, когда котенка можно было забрать домой. Взволнованная, как маленькая девочка в рождественское утро, Мария ослепительно улыбалась, идя в клинику за своим питомцем.
– Как вы решили назвать котенка? – поинтересовалась доктор Шанаган.
Устроив кроху на руках, Мария радостно ответила:
– Я назову его Счастливчиком, поскольку мы с ним вместе обрели новую жизнь.
Воскликнув: «Сейте смерть!», спускайте псов войны.
Во Вьетнаме все мы принимали решения, с которыми нам теперь приходится жить. Сколько боеприпасов ты сможешь нести и сколько воды? Когда спасатель-вертолетчик говорит: «Только трое», а вас осталось четверо, ты кого-то бросишь или будешь наседать на вертолетчика, угрожая ему, пока тот не согласится? Или самое ужасное: когда дела хуже некуда и никто не может тебе помочь, оставишь ли ты смертельно раненного ребенка медленно умирать – или просто покончишь с его мучениями?
Не все мои решения были из тех, о которых я жалею. И не от всех моих воспоминаний перехватывает дыхание в три часа ночи, после чего я, не сомкнув глаз, стиснув кулаки, жду первых лучей рассвета. Во мраке того времени было одно светлое пятно: немецкая овчарка по имени Красавчик.
Красавчик был служебной собакой, прикомандированной к моему пехотному подразделению. Его задача – вынюхивать вьетконговские туннели, склады боеприпасов и мины-ловушки. Как и многие из нас, он был солдатом внешне и щенком в душе́.
Когда нам приходилось дожидаться следующего приказа (а это случалось часто), Красавчик был для нас бесконечным источником развлечений. Его инструктор натягивал моноволоконную нить поперек тропинки, потом подначивал кого-нибудь переступить через нее. Работа Красавчика заключалась в том, чтобы никому не позволить запустить механизм мины-ловушки. Его специально обучали, что лучше напасть на одного «джи-ай», чем позволить мине взлететь в воздух и разорваться на уровне голов всех остальных.
Я с минуту поглаживал Красавчика и делился с ним своим пайком. Потом поднимался и начинал двигаться по направлению к нити. Красавчик ни разу не позволил умаслить себя съедобными подношениями. Когда я приближался к нити, он со всех лап бросался между нею и мной, прижимал к голове сторожкие, точно радары, уши и обнажал вызывающий благоговейный ужас набор сахарно-белых, способных крушить кости зубов. Он глядел мне прямо в глаза, и его мощное туловище припадало на лапы, готовое пружиной распрямиться в прыжке. Нам довелось повидать немало страшных вещей, но когда Красавчик велел нам остановиться, ни у кого не хватало духу сделать следующий шаг.
После того как этот здоровяк едва не превращал меня в лоскуты, я возвращался к прерванной еде. И мы тут же снова становились добрыми приятелями.
В один душный унылый день мое подразделение шло по участку, поросшему негустыми джунглями и высокими деревьями. Я был примерно четвертым от острия клина; Красавчик со своим инструктором шли позади меня. Вдруг над головой раздались выстрелы из огнестрельного оружия, приглушенные удушающе влажным воздухом. Мы рухнули на покрытую вьюнками землю джунглей. Красавчик скорчился между мной и инструктором.
– На деревьях, – прошипел кто-то. Когда я приподнял голову, снова послышались выстрелы, на сей раз громче. Красавчик вздрогнул, но больше ничем не выдал, что ранен. Я выпустил три очереди по двадцать патронов в направлении звука. Мои неистовые и извозившиеся в грязи товарищи поступили так же. Спустя пару мгновений все было кончено.
Я посмотрел на Красавчика. Казалось, с ним все в порядке. Мы заставили его перевернуться на спину, затем встать. И вот тогда я заметил ту гладкую, темно-багровую черту, которая была всем нам так хорошо знакома. Пуля пронзила его переднюю лапу. Похоже, рана была чистой, она лишь едва кровила. Я погладил пса, тот вильнул хвостом. Его печальные умные глаза, казалось, говорили: «Все в порядке, Джо. Я не имею значения. Я здесь лишь для того, чтобы защищать вас».