– Значит, если отпечатки пальцев совпадут – дело можно будет считать закрытым? – спрашивает репортер.

– В самую точку.

Матушка несется обратно на кухню и на бегу выключает телевизор.

– Господи, Вернон, только, пожалуйста, не ходи на Траурную Распродажу в этих башмаках, ты же слышал, что думают об этом люди. Пожалуйста. Неужели во всем городе нельзя найти пары приличных «Туберлимбов».

– «Тимберлендов», ма.

– Какая разница. Скоро придет пастор. Я понимаю, что это не большая радость, но, как говорит Лалли, нужно доказать согражданам, что ты твердо встал на путь исправления.

– Но я же не сделал ничего такого, вашу мать!

– Вернон Грегори! – тут же отзывается Лалли. – Не спорь с матерью.

Сегодня на нем стильный костюм, галстук и все такое. Не успеешь оглянуться, а он, сука, тут как тут в своем сраном костюме.

Мне хочется сдохнуть или отправиться обратно в тюрьму, к родному Барри и его банде ёбнутых приколистов. Вчерашняя ночь выдалась долгой и тяжкой, врагу не пожелаешь. В довершение всего снова взялся брехать Курт. Вот, голову даю на отсечение, что та волна лая, которая каждую ночь обходит весь город, начинается и заканчивается на Курте. Если у этой собачьей «Формулы-1» есть свой президент, то другого такого распиздяя псам на эту должность не найти. Надрывается, сука, как будто он какой-нибудь запиздатский дог, не меньше.

Лалли засасывает пузырек женьшеня и пристраивается поближе к матушке.

– Кстати, – мурлычет он, – ты помнишь, о чем мы с тобой говорили? Если мне дадут отснять документальный сериал, мы набьем этот дом Специальными Предложениями по самую крышу.

Она поджимает губки.

– Я, кстати, до сих пор не знаю, что случилось с тем заказом, и у меня такое впечатление, что именно его и получила Нэнси. Хотя – видел бы ты ее старый холодильник. Понятно, что без нового ей никуда. Столько денег получила по страховке, и все никак не могла избавиться от этой развалюхи.

– Шшш, – шепчет Лалли. – Не забывай, что мы купили новый телефон с громкой связью. Теперь тебе не нужно даже держать в руке трубку!

Меня опять накрывают волны. С отцом моя старушка никогда не была такой лапочкой. Видит бог, он все, до последней капли пота, выжал из себя, чтобы хоть как-то пробиться в этом сраном мире. Но и этого, судя по всему, оказалось недостаточно. Наверное, в тот день, когда он заработал свою первую тысячу долларов, соседи получили по десять. Если на подходе у тебя будет миллион, тут же выяснится, что нужно было не меньше миллиарда. Вот, к примеру, я апгрейдил свой компьютер, а теперь опять считается, что этого недостаточно. Не важно, о чем идет речь, в этой жизни всего всегда будет недостаточно, вот какую истину я для себя усвоил.

Проповедник поднимается на крыльцо и вяло просачивается сквозь дверь.

– Нынче славный день субботний, который пахнет радостными кексами, – рокочет он.

В том, что Господь пастору Гиббонсу давал, дает и давалку не закроет и впредь, я нимало не сомневаюсь.

– Горяченькие, с пылу, с жару, пастор. – Матушка сдергивает салфетку с подноса; на подносе лежит печиво, и вид у него весьма пессимистический, по она предлагает его пастору – нате, потрогайте – с таким затаенным восторгом, как будто это ее собственная грудь двадцатилетней давности. Гиббонсовы новые «Гимберленды» чирикают о линолеум и оставляют черный штрих.

Он цапает с подноса кекс, разворачивается ко мне и расплывается в улыбке:

– А вот и мой помощник на сегодня, я правильно понимаю?

– Со всеми потрохами, – говорит Лалли, – на нем вы сделаете сегодня сто пятьдесят процентов прибыли.

– Потрясающе. Я поставлю его за прилавок с выпечкой, сегодня мы надеемся собрать полных десять тысяч на новый медиацентр.

Лалли встает в изысканную позу: ни дать ни взять отец из старого, переозвученного «Домика в прерии».

– Если где и можно научиться тому, что такое настоящий общинный дух, пастор, то именно в этом городе.

– Видит Бог, Траурный Комитет творит чудеса, чтобы извлечь из этой трагедии хоть какую-то пользу, – говорит Гиббонс. – Говорят, что один из каналов даже обещал показать нас в сегодняшних общенациональных новостях.

Он отвлекается от Вечности и фокусирует взгляд на лице Лалли.

– Ведь было бы… вот если бы именно ваша команда, не правда ли, мистер Ледесма?

Лалли улыбается улыбкой бога, впавшего в полный маразм.

– Я непременно выделю вам немного времени в эфире, пастор, не извольте беспокоиться. Сегодня мир будет ваш.

– Боже правый. – Гиббонс изображает застенчивого падре из старой любительской постановки для армейских госпиталей. – Ладно, Вернон, – говорит он, подталкивая меня к двери. – Господь помогает тем, кто сам себе помогает…

– Там и увидимся, – говорит матушка.

Лалли провожает нас на крыльцо. Как только мы оказываемся вне пределов матушкиной видимости, он хватает меня за ухо и выкручивает со всей дури.

– Это твой шанс, малыш, смотри его не проворонь.

Сын стадиона, битком набитого суками. Всю дорогу до центра «Новая жизнь» я тру ухо; пастор ведет машину, уткнувшись носом в лобовое стекло, и слушает радио. Говорить со мной он явно не расположен. Мы проезжаем мимо дома Леоны Дант, фонтан у входа. Она опять выставила мусора на четыре дня вперед. Это просто для того, чтобы вы смогли оценить общее количество пакетов с веревочными ручками из городских бутиков, коробок с бритвенно-острыми краями, и все это в сплошном месиве из оберточной бумаги и разноцветных ленточек. Если вам захочется продать ей какашку, вы просто упакуйте эту вашу прелесть в подарочное оформление, и, зуб даю, Леона у вас ее купит.

На углу Либерти-драйв братья Лозано торгуют вразнос футболками. На одной надпись красными брызгами: «Я выжил в Мученио». В другой продраны дыры, а легенда гласит: «Я съездил в Мученио, и все, что мне досталось, – эта несчастная сквозная рана». Проповедник Гиббонс цокает языком и качает головой.

– Двадцать долларов, – говорит он. – Двадцать долларов за простую хлопчатобумажную майку.

Я стараюсь сесть пониже, но Эмиль Лозано все равно успевает меня заметить.

– Эй, Верная Рука! Верная Рука Литтл! – Он испускает боевой клич и салютует мне, как будто я хуев национальный герой или еще кто-нибудь в этом роде. Брови у пастора ползут в гору.

Спасибо тебе, Эмиль ёбаный. Под конец я начинаю радоваться тому обстоятельству, что на подъезде к центру «Новая жизнь» дорога идет вдоль сплошной железнодорожной насыпи. Теперь меня достает радио, если честно. Только что речь шла о том, как «Барби Q» выступает в поддержку кампании за создание местного полицейского отряда специального назначения. Теперь они устроили целый кошачий концерт насчет поисков второго ствола. Где точно идут поиски, не говорят; в смысле, не говорят, что особое внимание будет уделено участку Китерса, и так далее, и тому подобное. Если бы они и в самом деле собрались искать у Китерса, наверняка бы протрепались.