Кто способен поступить так даже с двумя здоровыми людьми, не говоря уже о ситуации, когда один из них все еще восстанавливается после автокатастрофы? Как — кто? Разумеется, мой брат.

— Видишь ли, сестренка…

— Я сейчас покажу тебе сестренку! — перебиваю я его. — Кто дал тебе право злоупотреблять моей добротой?

— Я не злоупотребляю твоей добротой, — пытается защищаться он, искренне недоумевая, как такое могло прийти мне в голову. — Просто мне больше не к кому обратиться. Бенджи не позволил бы мне доверить собаку кому попало. Ты же знаешь, как он тебе доверяет. Что мне оставалось? Бросить собаку без присмотра?

— Ты мог просто поднять телефонную трубку и задать мне соответствующие вопросы заблаговременно. Ты ведь умеешь пользоваться телефоном, не так ли?

Не успеваю я произнести эти слова, как у моего брата в кармане начинает заливаться мобильный телефон. Он сует руку в задний карман джинсов, извлекает телефон и всматривается в монитор.

— Я должен ответить на этот звонок, — говорит он, тут же нажимает на кнопку приема звонка и подносит телефон к уху. — Да? — произносит он голосом, истекающим медом.

Он очень высокий, мой младший братишка. Он также хорош собой и чертовски обаятелен.

— Ах-ха, — говорит он в трубку, меряя шагами мою кухню.

Я смотрю в окно на прилегающий к дому крошечный садик.

Джек играет с Бенджи и собакой Бутчем. Бутч — это хорошенький пушистый комок коричневой шерсти с черными пятнами на спине и маленькой острой мордочкой, выражение которой говорит о том, что ее обладатель постоянно пытается постичь смысл обращенных к нему слов, одновременно храня все тайны, накопленные им за время, проведенное в этом мире. Дело не в собаке. Меня возмущает сам факт: меня ни о чем не предупредили. А если называть вещи своими именами, то мой брат таким образом продемонстрировал свое коварство. За последние несколько дней я разговаривала с ним по меньшей мере три раза, и он ни разу даже словом не обмолвился о собаке. То, что он звонил, только когда Бенджи спал, должно было меня насторожить. Потому что Бенджи обязательно все выложил бы мне.

Я смотрю на Калеба, который продолжает ах-хакать в телефон.

С трудом переставляя ноги, потому что мне все еще трудно ходить, постоянно испытывая тянущее чувство в животе, заставляющее вспыхивать нервные окончания по всему телу, я подхожу к нему. Выхватив телефон из его руки, я подношу его к уху и слышу женский голос.

— Милая, он тебя не стоит, — говорю я и нажимаю на кнопку сброса, прежде чем хлопнуть маленьким серебристым прямоугольником по ладони Калеба.

— Либби! — ревет он. — Это была менеджер моего банка!

— Да ну? В таком случае почему она позвонила тебе в субботу? Ей что, для разговоров с тобой рабочих дней не хватает?

Его возмущение заставило бы меня раскаяться в содеянном, если бы я не знала его с пеленок. Он очень забавный, и я его обожаю, но он известный манипулятор. Он уже не возмущается. Он дуется, и если бы кто-нибудь нас сейчас увидел, то принял бы его за подростка, которого мама отчитывает за какой-то проступок. Но он уже сам отец. Мне часто кажется, что он об этом забывает. Он любит Бенджи, и, когда у него нет другого выхода, он заботливый отец. Однако, как мне представляется, бремя ответственности его пугает, поэтому временами он все бросает, и нашим родителям или мне приходится разбираться с последствиями. Но на этот раз пи перегнул палку. Ведь речь идет о собаке!

— Калеб, а ты не думаешь, что это нечестно по отношению к нам? — говорю я. — Что ты будешь делать, если мы скажем, что не сможем о нем позаботиться? Что мы сами уезжаем отдыхать?

Он явно встревожен.

— Но ведь вы не уезжаете? — спрашивает он и, не дожидаясь ответа, продолжает: — Конечно нет. С такой прической ты никуда не поедешь.

Я непроизвольно поднимаю правую руку и провожу ладонью по гладкой коже своего черепа, ощущая пальцами все неровности и выпуклости и старательно обходя шрам. Когда он вошел в дом, он и виду не подал, что что-то заметил. Зато глаза Бенджи расширились.

— Вот это да! — воскликнул он, расплывшись в широкой улыбке. — Кака-ая ты крута-ая, тетя Либби!

Он тут же развернулся и бросился к машине за собакой.

Телефон Калеба снова начинает звонить. На этот раз это телефон, который лежит во внутреннем кармане его пиджака. Разумеется, у моего брата не один телефон. Более того, я уверена, что, имея дело со своими многочисленными подружками, он использует не одно имя. Джек хотя бы знакомился с женщинами, с которыми собирался переспать, под своим настоящим именем. Калеб сует руку в карман.

— Если ты ответишь на этот звонок, я не только спущу твой телефон в унитаз, я вручу тебе твою собаку и предоставлю решать эту проблему самостоятельно. Ты меня понял?

Он колеблется, пытаясь определить, насколько серьезно то, что я сказала. Несколько секунд он изучает мое лицо и приходит к выводу, что я более чем серьезна.

— Ах, сестренка, ну ты же меня понимаешь, — снова заводит он свою песню. Игнорируя телефон, он пододвигает к себе стул и тяжело на него опускается. — Бенджи давно просил собаку. У пацана нет матери. Как я мог ему отказать?

— Дело не в собаке, — отвечаю я. — Мне не нравится то, что ты не предупредил меня заранее. Ты постоянно создаешь ситуации, подразумевающие мое участие, и ожидаешь, что мне это понравится. Это разве нормально?

— Прости, сестренка, — бормочет он, как будто и в самом деле что-то понял.

В каком-то смысле это так и есть. Но во всех остальных смыслах он говорит это только для того, чтобы поскорее покончить с этой темой.

— В понедельник Джек должен выйти на работу, а я не могу ухаживать за собакой. Я едва способна пройти по комнате, не говоря уже о том, чтобы дважды в день выгуливать пса. Я вообще не понимаю, как мы с этим справимся.

— Сестренка, мне очень жаль.

— Да ничего и никого тебе не жаль! Уж лучше скажи об этом честно.

— Нет, жаль! — упирается он, и в его голосе звучит убежденность.

— Даже если я тебе поверю, а это очень большое «если», объясни мне, как я смогу все это делать? И как насчет денег на содержание собаки?

У Калеба хватает наглости на то, чтобы оглядеться вокруг, взглядом давая мне понять, что деньги для меня не проблема. Он не единственный, кто считает, что я отхватила жирный куш, выйдя замуж за Джека. Палома, которая продолжает мечтать о свадьбе с Девином, начала подыскивать мне замену уже через несколько часов после того, как мы сообщили ей о том, что собираемся пожениться. Она пришла в ужас, услышав от меня о намерении продолжать работать. Почти все мои знакомые были уверены, что я оставлю работу, хотя ничего ужаснее я себе и представить не могла, разве что речь бы шла об уходе за нашими с Джеком детьми. Я сохранила за собой место и каждый день ездила в Лондон на работу — так же, как и до замужества. И я продолжала вносить свой вклад в оплату закладной и оплачивать свою долю счетов.