справились с венграми из Трансильвании. Пока трансильванский князь соединялся со шведами в Кракове и Варшаве, поляки вторглись в Трансильванию. А в Польше его войска были сильно потрепаны татарами. Короче, венграм пришлось убраться и даже выплатить контрибуцию. (О причинах неудачи трансильванцев см., также, и главу XXII.)

Лирическое отступление

Но это было только начало их бед. Они тогда еще не знали хорошенько нового турецкого великого визиря Кепрелю (1656–1676 годы считаются в истории Турции периодом Кепрелю). Мехмед-паша Кепрелю, албанец по происхождению[47] (карьеру в Стамбуле начинал поварёнком) был не из тех, кто мог стерпеть неповиновение. Дело кончилось вторжением в Трансильванию огромной турецко-татарской армии, опустошением страны и потерей части территории. Героически сражавшийся князь Ракоци был смертельно ранен в бою. На том и закончился «золотой век Трансильвании».

Ко второй половине 1658 года шведы были вытеснены почти из всех польских владений, и польский корпус под командованием Чарнецкого уже сражался в Дании, помогая ей против шведов («наш пострел везде поспел!») Но эти успехи поляков не устраивали Россию, которая поспешила выйти из войны со шведами. И скоро русско-польская война возобновилась. И тут выяснилось, что украинцы уже объелись братской любовью России. Объятия оказались чересчур крепкими. После смерти Хмельницкого часть украинцев перешла на сторону Польши. В первое время порвавших с Москвой возглавлял один из ближайших сподвижников и друзей покойного Хмельницкого Выговский. Он хотел создать в составе Речи Посполитой «Великое княжество Русское». (Понятно, что имеются в виду «западные русские» — украинцы, а не «москали».) И удача поначалу улыбнулась ему. Его люди, совместно с татарами, даже без помощи поляков разбили русское войско под Конотопом (1659 год). Теперешние украинские историки (в уже независимой Украине) считают это сражение началом собственно украинской военной истории. Русские же их оппоненты ядовито замечают, что татар в той битве участвовало больше, чем украинцев.[48] Ну а Выговский скоро сошел со сцены. Не обладая способностями и авторитетом Богдана Хмельницкого, он не смог долго командовать на взбаламученной Украине. То же самое случилось в дальнейшем и с сыном Богдана — Юрием Хмельницким. Русские объятия разжать не удавалось.

Лирическое отступление

У Богдана (Зиновия-Богдана) Хмельницкого было два сына. Старший, Тимофей (Тымош), был очень жесток и распутен, но, по крайней мере, он был храбрым воином и погиб в бою с поляками еще при жизни отца. Младший, Юрий (Юрко), был совершенно лишен государственных и военных способностей и, видимо, психически болен. Даже в ту бурную эпоху не найти второй такой биографии. Чего с ним только не бывало! Его громкое имя старались использовать все, а сам Юрий был лишь безвольной политической марионеткой. Он оказывался то в лагере сторонников России, то среди сторонников Польши, то в протурецкой партии. То избирался гетманом (главнокомандующим), то постригался в монахи, и так четыре раза! Собственная воля его проявлялась только в безудержной, даже по меркам того времени, жестокости. В конце концов турки казнили его. По преданию, за то, что он приказал содрать заживо кожу с неугодившей ему богатой еврейки. А муж ее, как оказалось, имел связи в турецких верхах. Но, конечно, это была только капля, переполнившая чашу — младший Хмельницкий уже всем к тому времени (1685 год) осточертел. И особенно украинцам, более всех страдавшим от его жестокости.

С Юрием Хмельницким русские историки связывают тяжелую неудачу московских войск под Чудновым (1660 год). Русская армия попала там в окружение польско-татарских сил. А союзные Москве казачьи войска, находившиеся неподалёку под командованием гетмана Ю. Хмельницкого, не пришли на подмогу.

Русским после жестокого боя пришлось сдаться. Им обещали свободное отступление, но они должны были сдать оружие. Однако, татары не посчитались с договором, напали на безоружных и угнали их в плен (что они и прежде делали — см. в начале книги «Уроки истории»).

Так описывают битву российские историки. Украинские же винят в неудаче московских воевод, не позаботившихся о разведке. Спорят по сей день.

Вернемся, однако, к моему рассказу. В начале 1660 года внезапно скончался воинственный шведский король. Вскоре был заключен мир. Первая Северная война закончилась. Шведы присоединили провинцию Сконе, отнятую в ходе войны у датчан. (Сконе — юго-запад Скандинавии, центр город Мальме.) Много выиграл от войны, благодаря своим изменам, и курфюрст Бранденбургский (см. начало главы)[49]. Мы с ним ещё встретимся.

Теперь Речь Посполитая смогла полностью сосредоточиться на восточном фронте. И с помощью татар добилась больших успехов. Тогда-то Чарнецкий и уничтожил могилу Хмельницкого.

А что до еврейских дел, то в это время кончилось везение евреев Львова (см. главу XVII). Благородство тамошних поляков истощилось. И, как я предполагаю, кончилось оно потому, что кончилась угроза захвата города казаками. До этого евреев терпели, как возможных участников обороны. Но так как нового нашествия не предвиделось, а антисемитизм вошел у поляков в моду, то в 1664 году львовские евреи узнали, почем фунт лиха. Местные поляки обрушились на них, притом даже без всякого повода. Польские власти Львова были решительно против погрома. Но так как военной угрозы городу тогда не было, то и войск в городе почти не было. Власти могли только грозить карами в будущем. Евреи пытались защищаться, но поляков было много больше, и они одолели. Десятки евреев были убиты, сотни ранены, было разграблено много имущества. Я потому особо отмечаю этот случай, чтобы показать, как нестабильно было положение евреев. Но в дальнейшем магистрату пришлось выплатить евреям компенсации, и кое-кто из погромщиков немного посидел в тюрьме. В общем, несмотря ни на что, Львов считается счастливым исключением — если бы ворвались казаки, было бы много хуже.

Одно время казалось, что Польша еще сможет выбраться из этой заварухи без территориальных потерь. Но этого не произошло. Во-первых, действительно сказывалось истощение страны — не было денег на военные расходы. Но это было еще полбеды. Главным же была традиционная польская болезнь — магнатское своеволие. По мере того, как положение Польши улучшалось, возрастала популярность короля Яна Казимира (вернувшегося в страну из эмиграции), который стал знаменем освободительной борьбы поляков[50]. В итоге в Речи Посполитой запахло усилением королевской власти и наследственной монархией. Магнаты начали бунтовать, чтобы не допустить этого. И чем дальше, тем больше. В конце концов полякам пришлось заключить перемирие, оставив в руках России Смоленщину, Левобережную Украину и Киев. В дальнейшем пришлось заключить и мирный договор на этих условиях.

А среди евреев были такие, что восприняли ужасы хмельнитчины как предмессианские муки — черный день, за которым