– Полагаю, – ухмыльнулся Дикарь, – это был положительный ответ?

Пунцовая от смущения, Даля замялась:

– Только… Я не ем мяса.

– Вегетарианка?

– Да.

Дикарь ухмыльнулся, процитировал:

Траву кушаем, век на щавеле,

Скисли душами, опрыщавели[24].

Даля перехватила-таки наконец скользкий и верткий взгляд хакера, спросила спокойно:

– Ты всерьез хочешь об этом поговорить?

– А… эмм… гм…

Дикарь прокашлялся, в смущении поправил очки на носу и отвел взгляд:

– Прости, не хотел тебя задеть…

– Вот и ладушки.

* * *

Чтобы не терять время, заказали еды на вынос в небольшом кафе. И, подхватив уже ставшие мировым брендом бенто[25], двинулись к перронам.

После метро остаток дороги слился в сознании Дали в единое целое, в какую-то трубу из света. Потом был сплошной поток неона, красных бумажных фонариков, автомобильных фар и гудков. А Кабуки-те так и вообще показался ей сном с людьми-тенями, женщинами-куклами.

Более-менее Даля пришла в себя только уже сидя в уютном кресле в затемненном зале японского национального театра.

– В кабуки практически отсутствуют технологии, – прошептал Дикарь одними губами. – Пока что это одна из немногих «слепых» зон для Аннигилятора.

– И теперь что?

Дикарь пожал плечами, ответил:

– Ждем…

От нечего делать, да и сознание упорно требовало отвлечься, Даля сконцентрировалась на представлении.

На сцене, буквально захламленной декорациями, творилось что-то фантастически бессмысленное. У Дали испарилась вся осоловелость. Она увидела страшненькую девочку, худую до дистрофии, но при этом одетую в невыносимо яркие одежды. Ее лицо напомнило Дале старую, рассохшуюся и поцарапанную деревянную поверхность, покрытую тонной цветной штукатурки. Девочка, заливаясь слезами, под аккомпанемент национальных мелодий, кружилась в пляске вееров по сцене.

– Что происходит? – ошарашенно спросила Даля.

Дикарь ответил шепотом:

– Кажется, это представление, где изображают все милости и благополучия.

– Тогда почему она плачет?

Дикарь не ответил. Но, что удивительно, играя, каждый из появлявшихся лицедеев обливался слезами. По-настоящему плакал, а голоса горестно дрожали. Грустный бурлеск, драматический абсурд.

Наконец, Даля пихнула Дикаря в бок. Спросила, чувствуя себя бескультурной дурой:

– В чем тут смысл?

– Да кто его знает, – пожал плечами Дикарь. – Чтобы понять смысл того или иного представления, нужно быть или пророком, или его автором. Во многих театрах даже японцам раздают подобие словарей, объясняющих творящиеся на сцене перформансы.

Наконец, первый акт представления подошел к концу. Актеры, под дружный плач, сбежали со сцены, а в зале затеплился свет.

Дикарь вдруг обернулся, в красной бороде сверкнула улыбка. Он сказал с удовольствием:

– Отлично! Вот мы и в сборе! Познакомься, Даля, – Таро Ямада. Или можно по-дружески – Таро-кун.

«Таро-кун? – подумала Даля в недоумении. – Звучит словно название какого-то особого вида насекомого: тарокун обыкновенный…»

Она обернулась, и – проклятие! – прежде чем заметить черты лица японца и вежливо улыбнуться, увидела красную сливу носа. Сразу вспомнились предостережения Данила о необычной, слишком маленькой физиологической особенности японцев.

– Я очень в почтении познакомиться с вами… – начал было японец по-русски, сильно коверкая слова, но, заметив изменившийся взгляд Дали, спросил озадаченно: – Что-то не так?

Даля мучительно покраснела. Взгляд – проклятие-проклятие-проклятие! – инстинктивно метнулся от красного носа к поясу японца, отчего краска залила уже Далины уши.

– А-апчхи!

Теперь настал черед отворачиваться в смущении японца, в его руках появилась гигиеническая салфетка. Таро-кун стеснительно высморкался, аккуратно выбросил салфетку в урну, прикрепленную к каждому креслу. Нос японца стал пунцовым… почти таким же, как лицо Дали после такого наблюдения.

– Прошу прощения, – пробормотал Таро-кун. – Насморк…

«Когда увижу Данила, – пронеслось в голове у Дали, – я сама его убью!»

Annihilator file

Дьявольские козни!

Кажется, теперь не помогают все его возможности! Сразу три свободных цели вдруг исчезли одновременно! Ни сотовых, ни банковских операций, ни вызовов такси… нет даже приблизительных координат, чтобы подключить крайние меры – ресурсы веб-камер.

В приступе злобы он едва не разорвал резиновую клавиатуру на части. Зверь внутри готов жрать его плоть вместо еретиков! Кровь стала кипящей, отравленной черной жижей!

И тогда Аннигилятор решился.

По крайней мере одна цель все же еще в пределах досягаемости. Кто знает, может быть, это событие заставит остальных покинуть укрытие…

Он хрипит с надрывом:

– Пришло время, Neo Dolphin!

Япония, Токио, офис Интерпола

Когда часовая и минутная стрелки на часах в кабинете Леонида образовали прямой угол, он уже мало что соображал.

«Какая у нас с Японией часовая разница? – думал он опустошенно. – Если здесь уже девять вечера, в Лионе должно быть?..»

С Neo Dolphin’ом беседа получилась удачная, если забыть о том, что русский продолжал упираться в своей несвязанности с Internet Hate Machine. Леонид не знал, что за сила сдерживает его, но, кажется, она была могучей. Сколько же отваги нужно, чтобы буквально перед лицом смерти продолжать упорствовать. Ведь, если он выйдет из офиса японского Интерпола, Аннигилятор мгновенно нанесет удар. В этом и сомневаться не приходилось, а Суворов – упорствовал…

Хорошо хоть, что некоторые аспекты подготовки акций сетевого убийцы он прояснил раньше, чем их собственная группа специалистов разобралась. Конечно, все это нужно еще проверить, но, как говорится, кто предупрежден, тот вооружен. Зная, что Аннигилятор действует не в одиночку, можно многих проблем избежать.

Леонид вздохнул, подошел к сияющему уличными отсветами окну.

Вечерний Токио оделся неоновыми огнями. Людей на тротуарах стало не в пример больше. Кажется, только сейчас появился поток возвращающихся с работы «белых воротничков»…