дверь ногой и заскочил в мельницу, а я последовала за ним. И даже догнала его. Вернее, врезалась в его спину, когда он замер на входе в помещение, где были жернова. Два жернова, которые должны были крутиться от движения лопастей, были разложены рядом. На одном жернове лежала связанная Сабрина, на втором жернове — старик. Он был настолько изможден, что казался мумией, а не живым человеком. Желтая пергаментная кожа обтягивала кости. Но он моргал и что-то шептал. Между Сабриной и стариком стояла Урсула. Вокруг них в форме восьмерки по полу стояли черные свечи. Над стариком и Сабриной висели какие-то странные конструкции, похожие на металлические люстры. Вдруг по этим самым люстрам прошел разряд электричества, и в этот момент Урсула особенно громко выкрикнула заклинание. Разряд погас в теле Сабрины, и она выгнулась дугой от боли.

Я не знаю, что мной двигало в этот момент, но в груди появилась такая ярость и злость, а еще дикая ненависть к этой женщине, что я сжала кулаки. Посмотрела на свои руки, но вместо кулаков у меня оказались огненные шары, которые я и швырнула в Урсулу. Злость сбила прицел или отсутствие практики, но один шар попал под ноги женщине, а второй так и вовсе улетел ей за спину.

Я рванула к Сабрине. В тот миг я совершенно не думала ни о чем. Лишь бы спасти ребенка. Но меня отшвырнуло назад, и я больно ударилась головой о балку. Оказывается, черные свечи создали какой-то контур, который я не могла пройти.

Пока я пыталась прорвать этот контур, Винченцо же достал какие-то мешочки. Где он только хранил все это барахло? И смешивал их, что-то колдовал. Возможно, это все дало бы свои плоды, если бы у нас было время. По металлической конструкции снова прошел разряд, и Сабрину затрясло. Я не знала, что делать. Свечи не пускают меня к ним, но шары же пролетели. Вот только дело в том, что я не знала, как их вызывать. В первый и единственный раз они появились у меня сами собой. Зато я знаю, как вызывать огонь. Вернее, я же смогла тогда в подвале, где нас заперли, прожечь доски. Я подползла к этому невидимому контуру, который начинался на уровне свечей, и попыталась прикоснуться к нему. Руки словно кислотой обожгло. Но я терпела. Вызывала огонь. Свечи у этого места вспыхнули и стали гореть ярче и сильнее раза в три. Винченцо, заметив, что я делаю, подскочил ко мне и попытался сперва оттащить, так как у меня руки стали красными, кожа полопалась, а кое-где появились волдыри.

– Не мешай! Лучше помоги, — отталкиваю мужчину и продолжаю усиливать горение свечей. – Если свечи прогорят, то появится брешь, – объяснила, что именно я делаю.

Инквизитор схватил свои мешочки-порошочки и начал что-то заговаривать на этом тарабарском языке. Дунул в то место, где я почти сожгла свечи. Миг и свечи разлетелись в стороны. Я и в самом деле ослабила магическую защиту, и Винченцо смог пробиться через контур. Он схватил старый пыльный мешок из-под муки, которые валялись в углу, и разметал огарки свечей. Мы как по команде рванули к жерновам. Я к Сабрине, а Винченцо к Урсуле. Я схватилась за веревки, и они прогорели в месте моего прикосновения. Все же, видимо, я могу руководить и контролировать свои способности, потому что я подхватила Сабрину, отнесла ее к этим самым мешкам и осторожно опустила девочку.

– Диана, тебе больно, – прошептала девчушка.

– Нет, маленькая, все хорошо, – я расплакалась от облегчения.

– Ты забыла? Я же вижу твою ауру, – малышка улыбнулась и прикрыла глаза.

От малышки меня отвлек женский визг, и я обернулась. Оказывается, огненные шары, что я бросила, не исчезли, а стали источником пожара. В углу мельницы пламя облизывало стены. На жернове лежало развороченное тело старика, и я загородила собой этот вид, чтобы ребенок не увидел его. Хотя вряд ли ее можно еще чем-то испугать после суток в плену у Урсулы. Инквизитор зажал женщину в угол, но она сопротивлялась из последних сил, шепча заклинание.

Я подхватила ребенка на руки и вынесла ее на улицу, где вовсю лил дождь. Он меня немного остудил, и я стала искать глазами дерево, под которым можно было бы спрятаться от дождя. Найдя его, я уж было направилась к нему, когда из-за него вышли братья.

– Что ты сделала с нашей матерью? - - я замерла как вкопанная. Вот только их еще не хватало для полноты счастья.

– Ничего, она там, – кивнула на мельницу, из окна которой валил дым.

– Ты подожгла мельницу, дрянь! – в руках Олафа появился нож, а у Питера дубинка.

– Она сама загорелась. Нечего свечи жечь! – огрызаюсь, а у самой поджилки трясутся. Нас разделяет не больше десяти-пятнадцати метров.

– Как ты выследила нас? – Питер наступает и пытается обойти с одной стороны меня, а Олаф – с другой.

– Просто она тоже ведьма, – делает вывод второй брат.

Я бы попробовала создать огненные шары, как у меня получилось в мельнице, но сейчас у меня на руках Сабрина, которая очень слаба.

Я взглянула на небо в немой молитве. И именно в этот миг в дерево, что было позади братьев, которое я присмотрела как укромное место от дождя, ударила молния. Ствол раскололся надвое, и большая его часть накренилась в нашу сторону. Все было словно в замедленной съемке. Я пячусь, поскальзываюсь и лечу с Сабриной на руках в реку.

Вода поглотила нас с головой. Я во второй раз пожалела, что сменила брюки на юбку. Сабрина во время падения в воду вывернулась каким-то образом у меня из рук, и я начала уходить под воду. Длинные неудобные юбки окончательно намокли и тянули вниз, а легкие обожгло от нехватки кислорода. Я смогла вынырнуть, но поняла, что не вижу Сабрину. На поверхности реки ее точно нет. Здесь еще место такое, что течение очень быстрое, потому и построена мельница. Вода течением заставляла колесо крутиться, а в мельнице вращались жернова, между которыми и перемалывалась мука. Я вдохнула побольше воздуха и нырнула. Вода мутная, но я пытаюсь